Однажды Муханов рассказал Басаргину, что Ивашев решился бежать… Странно, как мог он поверить одному из ссыльнокаторжных уголовников, который вдруг пообещал Ивашеву провести его за китайскую границу. И уже завтра должен был он прийти к тыну каземата…
А в частоколе была подпилена одна из досок и выход приготовлен. Выйдя из каземата, Ивашев должен был с этим ссыльнокаторжным уйти в лес, где, по словам этого беглого, уже было приготовлено подземное жилище, где можно было скрываться, пока стража прочесывает местность.
Потом предполагал он выйти к китайской границе и сдаться тамошним властям…
Басаргин пришел в ужас.
План этот так был нелеп и неблагоразумен, что видно было тотчас: беглый задумал или выдать Ивашева начальству, чтобы заслужить себе прощение, или убить его и завладеть теми деньгами, что были при Ивашеве, — беглец знал, что у Василия Петровича спрятаны были 1500 рублей, громадные по тем временам и для тех мест деньги — ему удалось утаить их от коменданта, и в простоте душевной он рассказал ссыльнокаторжному о них…
Басаргин после работы пришел в каземат к Ивашеву.
— Мне известно твое намерение, и я пришел поговорить об этом, — сказал он.
Ивашев нисколько не смутился и спокойно ответил:
— Не сказал тебе потому, что не желал подвергать тебя опасности, а отклонять меня от моего предприятия — напрасный труд. Я твердо решился исполнить свое намерение…
— Но пойми, — начал Басаргин…
Он изложил ему все доводы, Василий Петрович оставался непреклонен. День подошел к вечеру, на завтра назначено было предприятие, времени было в обрез…
— Когда так, прошу тебя, Ивашев, хоть на одну неделю отложи это дело. В эту неделю обсудим хорошенько, взвесим хладнокровно за и против, и, если ты останешься при тех же мыслях, не буду тебе препятствовать.
— А если я не соглашусь откладывать на неделю? — мрачно возразил Ивашев.
— Если ты не согласишься, — закричал Басаргин, старый друг и товарищ Ивашева, — ты заставишь меня сделать из любви к тебе то, чем я гнушаюсь, — сейчас попрошу свидания с комендантом и расскажу ему все. Ты знаешь меня довольно, чтобы верить, что я это сделаю и сделаю именно по убеждению, что это осталось единственным средством для твоего спасения…
Муханов поддержал Басаргина. Он убеждал Ивашева, что даже если он выйдет к китайской границе, китайцы тотчас выдадут его русским властям, они всегда это делали. А подумал ли Ивашев, что придется вытерпеть тем его товарищам, что останутся здесь?
Ивашев заколебался.
— Хорошо, — наконец сказал он, — я соглашусь с вами и отложу свое намерение на одну только неделю…
Всю эту неделю ходил Басаргин к Ивашеву, убеждал его. Он говорил о нелепости его затеи, о невероятности успеха.
— Лучше умереть, чем жить так, — мрачно твердил Ивашев.
Они сидели в маленьком каземате Ивашева, как вдруг вошел унтер-офицер и пригласил Ивашева к коменданту.
Ивашев встал и с презрением посмотрел на Басаргина. Но тот казался очень спокойным и удивленным…
— Прости, друг Басаргин, — сказал Ивашев горько, — в минутном подозрении. — Но что б это значило? Не понимаю…
— Я дождусь твоего возвращения, — ответил Басаргин.
Муханов и Басаргин провели два часа, терзаясь от мысли, что кто-нибудь открыл коменданту о намерениях Ивашева. Знали об этом немногие, среди них Фонвизин, которому Басаргин доверял даже больше, чем себе, и с которым первым посоветовался о предприятии Ивашева. Но Фонвизин — человек чести, опытный и умелый конспиратор, и он никогда не пойдет на донос…
Они уже собирались расходиться, когда в дверь ввалился Ивашев. Был он красен, расстроен и никак не мог связать двух слов, чтобы рассказать о новости, так его поразившей…
Он что-то лепетал, несвязное и бестолковое, сел на кровать и долго еще не мог прийти в себя…
Нет, с его побегом вся история была вовсе не связана. Но ведь само провидение закрывало ему дорогу к сему предприятию…
Наконец он обрел дар речи и высказал то, что объявил ему комендант Лепарский.
Генерал подал ему два письма. Одно было от его матери, а другое адресовано ей матерью гувернантки Камиллы Ледантю.
И странная история — госпожа Ледантю писала к матери Ивашева, что только страшная болезнь Камиллы заставила ее открыться. Оказывается, Камилла давно любила Ивашева, но боялась признаться в том кому-либо. Находясь почти при смерти, она открыла эту тайну сестре, а та поспешила передать матери. И госпожа Ледантю взяла на себя смелость обратиться к госпоже Ивашевой…