Искорки пламени проскакивали между смолистых поленьев, и словно бы вся история его рода проходила перед его глазами… История жестокая, кровавая, изобилующая характерами безмерно свирепыми и не знающими удержу в своей жестокости…
Вся жизнь простого народа проходила в неустанной порке — пороли родители, учитель в школе, порол помещик на конюшне, офицеры, становые, волостные судьи, все, кто хоть чуть возвышался над бесправным и бессловесным народом. И теперь еще манерная дама, читавшая и «Бедную Лизу» и Ричардсона, игравшая Моцарта, порола дворовых девок за плохо выглаженную косынку и втыкала иголки прямо в грудь ее, если не вовремя подавали ей игольницу и подушечку для иголок.
А все пошло от киевских еще князей, продолжилось на Руси Московской и до сегодня царствует на России произвол, жестокое наказание, и выбить эту свирепость из народа возможно ли когда?
Еще византийские и немецкие историки, как читал Александр, отмечали необычайную свирепость и жестокость славян на войне. Это уже потом начали говорить, что жестокость и свирепые наказания пошли от татар, от монголов, у которых научились славяне дикой расправе над себе подобными. Однако даже в Русской правде, своде законов Киевской Руси, было такое правило: «Если кто кого ударит без княжего слова, за ту муку 80 гривен».
А если по слову княжему? Значит, можно…
Приняв христианство, Русь приняла и суровые законы Номоканона. Греко-византийское христианство не стеснялось в казнях, и казнях самых свирепых. Церковные суды изощрялись в жестокости. Лука Жидята, новгородский епископ, отрезал холопу Дудику нос и обе руки за то, что тот будто бы возвел на него обвинение. А в XII веке митрополит велел епископу Феодорцу «урезати язык яко злодею и еретику и руку правую утята и очи ему выняти, зане хулу измолве на святую Богородицу». Правда, об этом Феодорце ходила молва, что, будучи епископом во Владимире, «немилостивый был мучитель, одним головы рубил, другим глаза выжигал и язык вырезал, иных на стене распинал и мучил немилостиво, желая исторгнуть у них имение…»
Значит, сама христианская церковь отвергла завет Христа — любить ближних…
Именно церковь поддерживала в московских государях убеждение в неизмеримо более высоком значении, и потому малейшее сравнивание государя с холопом свирепо и жестоко каралось. Одно слово, сказанное по недомыслию, в пьяном угаре или спроста, безо всякого умысла, превращалось в государственное преступление и каралось «Словом и делом». Каждый, кто слышал невежливое слова о государе, должен был немедленно донести, кричать «Слово и дело». Тут же обвиняемого вели в застенок, пытали и предавали жестокому наказанию, а чаще смерти.
Тишайший Алексей Михайлович, родоначальник и основатель романовской династии, ввел Уложение, которым «Слово и дело», бывшее только в обычае, превратилось в закон.
Одна женщина украсила жемчугом образ Николая Чудотворца. Обеднев, решила взять несколько жемчужин из образа. Ее схватили и отсекли обе руки.
Молодой парень выстрелил по скворцу, пуля срикошетила в царские покои. Стрелку отсекли левую руку и правую ногу.
Руки и ноги резали не по правилам — как удобнее. Раскольникам, положа руку на плаху, отсекали по запястье, ноги урезались до лодыжки, а пальцы — выше первого сустава.
Романовы велели прибивать отрезанные члены для устрашения в самых людных местах. Секли уши мошенникам и тем, которые играют в карты и проигрывают, воруют, режут людей и шапки срывают. Одно левое ухо отсекали за первую татьбу — преступление, второе — за вторую… А потом и пошло, и пошло. Стали резать уши за драку и пьяное дело, денежным ворам, участникам бунтов и мятежей. В 1662 году в Москве выявились подделыватели медных денег — многие бояре замешаны были в этом деле, в том числе царский тесть. Не поглядел на боярство царь — велел отрубить им руки и ноги.
Путешественник Олеарий писал о том времени:
«Если кто обвиняется в воровстве и будет в том уличен, то его немедленно подвергают пытке — не украл ли он еще чего-нибудь. Если он в воровстве чего-либо другого не сознается, и то воровство, в котором он обвиняется и уличен, то его секут плетью на всем пути от Кремля до Большой площади, где палач отрезает у него одно ухо. Затем сажают его на два дня в темницу и потом выпускают на свободу. Если же будет пойман в воровстве в другой раз, то у него прежним порядком отрезают другое ухо, а под конец сажают в темницу, пока не наберется несколько таких птиц (воров), с которыми он отсылается в Сибирь».