Диктуя Денису Ивановичу проект государственного, конституционного переустройства, он советовался с ним, а острое перо знаменитого писателя быстро и четко формулировало мысли Никиты Ивановича.
Вся семья Фонвизиных собралась в Дугине, когда туда перед самой своей смертью вернулся Денис Иванович, уже известный во всей России автор «Бригадирши» и «Недоросля»…
Михаил Александрович тогда еще был маленьким мальчиком, и со страхом смотрел на старого, как ему казалось, угрюмого и мрачного старика в щегольском наряде по последней парижской моде, убеленного сединами в свои сорок с небольшим лет и украшенного глубокими морщинами. Миша спрятался за юбку матери, когда она подвела его к Денису Ивановичу — старик казался страшным.
— Мишенька, это твой родной дядя, — уговаривала его мать, — познакомься с ним…
— Ну да, — ответил за нее сам Денис Иванович, — да это сам черт с рогами…
Он наставил пальцы к вискам, завилял задом, словно бы у него отрос хвост, вытянул лицо и заблеял тоненьким голоском:
— Я черт с рогами, но какой же я несчастненький, каждый меня убивает крестами своими, каждому я кажусь страшным, а я в самом деле такой весь из себя бедный, голодный, везде меня гонят…
Миша выступил из-за юбки матери и раскрыл рот.
— А вот мы тебя сейчас, — Денис Иванович выпятил брюшко, гордо вскинул голову, закинул назад хохолок волос над лбом и закричал басом: — Ку-ка-ре-ку!
Миша покатился со смеху. Денис Иванович так похоже изобразил его давнего врага — задиристого петуха, не дававшего Мише проходу, что от смеха у него выступили слезы на глазах.
Глядя на Дениса Ивановича, покатились со смеху и все родные.
— А вот Мишу клювом я сейчас, клювом, — наскакивал на мальчишку Денис Иванович, он уже прознал, как задирал мальчика злой петух.
— Не надо меня клевать, — вдруг сменил тон Денис Иванович, — я хороший…
Он сморщил лицо, сделал плаксивую мину, сложил ручки на животе и всем своим видом изобразил такую плаксивую покорность судьбе в виде этого задиры петуха, что Миша мгновенно узнал себя и тоже расхохотался…
— Еще, еще, — закричал он и кинулся к дяде, не в силах удержать восторг.
— Ну хватит, хватит, — сказал вдруг Денис Иванович, — видишь, не такой уж я и страшный…
Все дни, пока Денис Иванович оставался в имении Дугино, Миша ходил за ним, как хвостик, и умолял изобразить что-нибудь еще. И Денис Иванович потешал мальчика…
Таким он и остался в памяти Михаила Александровича — веселым, потешно изображающим людей, смешно имитирующим голоса животных и людей…
Уже взрослым Михаил Александрович выучил почти наизусть «Недоросля» и понял, откуда у Дениса Иванович было столько юмора и смеха — наблюдательный и острый взгляд дяди схватывал в людях смешное и умел довести его до абсурда…
Но, разбирая бумаги отца после смерти, он наткнулся на старый пожелтевший сверток, вчитался в него и изумился — как живо и современно звучал этот старый список проекта конституции. Четкие формулировки, острые и умные мысли ложились на бумагу так, словно и не прошло с тех пор четверти, а то и больше, века, словно это написано только вчера, по прошествии войны, стольких революций и потрясений в Европе…
Заграничные походы и пристрастное чтение политических теорий давно возбудили в Михаиле Александровиче стремление переустроить родину, после блистательных походов по Европе, так и оставшуюся нищей, крепостной, невежественной и темной. Он давно уже, еще в 1816 году, стал членом тайного общества, старающегося о том же, и нашел много сподвижников и молодых единомышленников, хотя и был самым, пожалуй, опытным и старшим в этой среде…
В Сосницах был расквартирован 37-й егерский полк, которым командовал Михаил Александрович Якушкин, его коллега, сослуживец, познакомил его с уставом тайного общества, написанным Пестелем.
— Невразумительно, — отозвался об уставе Фонвизин.
И вот теперь, вчитываясь в конституционный проект Панина и своего дяди, думал он о том, что лучшие умы России всегда болели за ее будущее, думали о нем, и четкие строгие формулировки этого проекта запечатлелись в его душе. Да, России надобен монарх, но его власть необходимо ограничить народным представительством, чтобы воля одного человека согласовывалась с умами и волей большинства населения страны…