Александр в военном ботике прошел по черной воде Невы до маленького домика преобразователя России. Скромный маленький домик Петра притягивал его взгляд, он ездил сюда и сушей, но чаще всего предпочитал ходить водою. На старой замшелой березе возле самого домика висела икона Божьей матери, висела высоко, метрах в трех от земли. Говорили, будто Петр решил повесить икону на отметке, до которой доходила вода в сильные наводнения.
Александр постоял перед иконой, перекрестился на темный суровый лик Богоматери и словно бы по наитию оглянулся на воду. Черная вода как будто крутилась водоворотом. Мало того, она текла вспять…
Он не испугался. Два дня подряд дул сильный западный ветер, с моря гнал волну, обещая повышение уровня воды. Александр отдал еще вчера все необходимые распоряжения — следить за уровнем воды, крепко принайтовить стоящие в гавани суда, а самым тяжелым выйти в море, дабы не пострадать от столкновений…
Вода все прибывала, и он поспешил во дворец. Когда он прибыл, вода уже растекалась по мостовым, опоздавшие коляски проезжали, взбивая брызги воды, словно стеклянные крылья, прохожие торопились вернуться домой, приготовить все к сильному наводнению.
Но сколько бы ни готовились люди, река не дала им сделать все необходимое. Волны с моря шли сплошной полосой, заливая набережные, сталкивая лодочки и суда, унося за собой деревья и вырванные с корнем кустарники.
Ни одной минуты не сидел Александр без дела — он отдавал распоряжения, следил за вздувшейся, словно беременной страхом и бедой рекой, то и дело выходил на ботике или просто в лодке на другой берег Невы и следил, следил за тем, что делала стихия с жалкими усилиями людей. Мешки с землей, камни, толстенные бревна, уложенные на набережных, она легко, играючи сносила, крутила в водовороте. Поплыли по реке целые дома, снесенные на Петербургской стороне — стороне нищеты и бедности, плыли крыши, и все это крутилось и вертелось в хаосе воды…
Александр смотрел с балкона на разбушевавшуюся черную воду, усыпанную обломками, деревьями, телами первых погибших, и со страхом думал, что лишь из-за одного него наслал Господь бедствие на столицу страны. И хоть и понимал, что время от времени сильные наводнения потрясают северную столицу, но искал и искал в душе своей вины…
Гроза и буря были таковы, что не видно было неба, чернота воды слилась с чернотой неба, хотя на дворе стоял день, дождь бил и хлестал по стеклам с такой силой, что не выдерживали даже рамы — осколки стекла сыпались на ковры, а треснувшие рамы прогибались под напором ветра…
Он велел на всех перекрестках зажечь костры, но дождь и ветер гасили их, а если и зажигалось дерево, то огонь и дым не были в состоянии рассеять непроглядную мглу…
Пушечные выстрелы, размеренно бухавшие над городом, усиливали страх и тревогу…
Ветер с корнем вырывал деревья, и они безобразно топорщились в небо своими узловатыми корнями, а потом ныряли в очередной водоворот и с силой бились в борта судов и в причалы гавани.
А западный ветер все тянул и тащил с Балтийского моря гигантские волны. Они сталкивались с текущей к морю водой и взмывали ввысь громадными смерчами и водяными столбами.
Ревя и завывая, вода подступала к погостам, и скоро поплыли по воде не только сорванные кресты, но и полусгнившие гробы с останками трупов. И все это крутилось и вертелось в смерче водоворотов…
Город оборонялся от стихии как только мог. Солдаты и моряки укрепляли берега и набережные мешками с песком, землей, камнями, но река как будто смеялась над бесплодными усилиями людей. И многочисленные утопленники то и дело выныривали из воды рядом с покореженными мостовыми и разрушенными берегами, словно напоминая людям, сколь бессильны они перед стихией…
Тысячи людей утонули, большинство домов в городе были разрушены, устояли лишь каменные, хорошо укрепленные дворцы знати, высилась по-прежнему Петропавловская крепость, просверкивая сквозь черноту бури золотым своим шпилем, да золотился в черном небе купол собора, рядом с которым сверкала игла Адмиралтейства.
Растекалась вода на полу Зимнего дворца, собираясь в лужи, и скоро воды здесь было по пояс.
Ударила очередная волна, вышибла двери парадного входа, и Александр увидел в крутящейся массе воды большой полусгнивший деревянный крест, вплывавший в двери. Он поднимался и опускался на гребне воды и словно грозил из своей черноты живым. Стершиеся вырезанные неумелым деревенским художником надписи на кресте резко выделяли только несколько букв. Хорошо сохранилась буква А, большая, кривоватая, да буква Р, слегка покосившаяся на сторону.