Александр стоял бледный, с трясущимися руками. Словно бы само Проведение посылало ему этот символ смерти…
Через три дня люди увидели наконец солнце. Словно оборвался ветер, и стали видны разрушения, принесенные городу водной стихией.
Александр на лодке объезжал столицу…
И снова и снова приходили ему на ум мысли — отречься, уйти, если Бог так указывает на его грехи, если посылает одно за другим знамения, а он не слышит или не хочет прислушиваться к этому грозному голосу…
Но как уйти?
Прокричать на весь мир об отречении? И жить царственным монахом, как Карл Пятый, окружив себя комфортом и слугами, и играть в этом царственно-мистическом спектакле главную роль? Или купить домик в Крыму и остаток дней провести в цветущем саду вместе с Елизаветой, лживой, капризной кривлякой, сдерживая себя на каждом шагу от ее манерных визгливых воздыханий?
Нет, если уходить, то так, чтобы не знал никто, чтобы мир забыл о существовании такого человека, бывшего когда-то царем. Уйти старцем с посохом за плечами? И просить милостыню у своих обездоленных рабов? Ему, самому богатому монарху в мире?
Что за недостойная комедия, фарс…
Как уйти, как покаяться, как спасти свою бессмертную душу?
Есть еще один долг — перед женой. Она неизлечимо больна, и осталось ей жить совсем недолго.
Он призвал врачей. В один голос они сказали ему, что ей необходимо лечение, прежде всего воздух. Юг Франции, Крым, юг России.
Он вспомнил, каким неприятным, унылым и тоскливым показался ему Таганрог. Ветры, снежные заносы, стужи, песок и пыль. Но это юг, это Азовское море, морской воздух. Ей будет легче, а ему надобно, чтобы такой малонаселенный город скрыл его от людей, от всего мира. Теперь, когда он понял, что не пользуется больше благоволением Господа, он почувствовал себя вправе уйти. Нет больше благословения Божия над ним и Россией, и пусть молодые, полные силы пойдут на этот тяжкий крест — царствование. А он уйдет, не потому, что предает задачи, возложенные на него свыше, а потому, что больше не соответствует выбору Господа…
Он сказал императрице, что оставляет за ней выбор места ее лечения.
— Только в России, — твердо сказала она. — А место, город ты выберешь сам…
1 сентября он выехал из Петербурга. Через два дня должна была тронуться в путь и Елизавета Алексеевна. Он отменил смотр Второй армии, назначенный на осень в Белой Церкви, что показалось весьма странным всем его придворным — никто так не любил парады и смотры, как Александр. Князю Волконскому он поручил сопровождать императрицу, а сам уехал готовить все, чтобы в пути не испытывала она никаких неудобств. Свита его настолько крохотная, что это опять поразило весь двор, — только начальник главного штаба генерал-адмирал барон Дибич, лейб-медик Виллие и доктор Тарасов, вагенмейстер полковник Саломка, четыре обер-офицера да прислуга.
Вот и весь штат.
И на всем пути следования отменял он все смотры, парады, торжественные встречи, маневры.
Решение его было принято, и все заботы и дела отошли на второй план…
Чтобы предотвратить всяческие торжественные проводы, он выехал из каменноостровского дворца поздно ночью. Тишина и покой воцарились над городом, когда помчалась от дворца тройка лошадей с простой коляской без всякого сопровождения.
У монастырских ворот Невской Лавры тройка остановилась. Государь вылез из коляски в шинели, фуражке и сюртуке, без любимого им воинского мундира, без всяких знаков отличия на шинели. Даже всегда носимая им шпага была отставлена.
На крыльце лавры его уже ждали. Митрополит Серафим, все архимандриты, черные рясы монахов в строгом порядке заслоняли вход в монастырь.
Александр сделал несколько шагов, припал к кресту, протянутому митрополитом. Серафим окропил императора святой водой, благословил его и повернул в соборную церковь. Тонкие проникновенные голоса монахов завели тропарь «Спаси, Господи, люди твоя…»
У раки святого Александра Невского император остановился и опустился на колени.
На этот раз молебен длился недолго, а когда наступило время чтения Евангелия, Александр на коленях подполз к митрополиту и едва слышно попросил:
— Положите мне его на голову…
И все время, пока читалась глава из Святого Писания, он держал Евангелие на своей голове.
Три земных поклона отдал он мощам благоверного князя Александра, приложился к его старинной иконе и поклонился всем, бывшим на молебствии.
Серафим пригласил государя в свою келью.