Но никогда эта уже старая женщина не заботилась о своем сыне, кавалергарде Иване Александровиче Анненкове, служившем в Петербурге, никогда не посылала ему денег или вещей. Он был вынужден обходиться тем, что получал жалованья, и часто нуждался, как самый последний солдат.
Никогда не ложилась эта женщина в постель. У нее не было ни одеял, ни постельного белья. Ложилась на кушетку, прикрытую мехом, и укрывалась салопом или турецкой шалью. Однако на ночь она не раздевалась, а совершала туалет не менее парадный, чем днем, и с самыми разными церемониями. Белый пеньюар, вышитый кружевами на шелковом цветном чехле, дополнялся пышным чепчиком с бантами, шелковыми чулками, непременно телесного цвета, белыми башмаками с лентами, которые тщательно завязывались в банты, как будто она ехала на какой-нибудь бал.
В таком наряде она прилегала на кушетку, и сорок ее девушек разного возраста должны были быть неотлучно при ней и вполголоса говорить. Под их шепот она дремала, но едва голоса стихали, как она просыпалась и непременно наказывала виновных.
Стол ее каждый день накрывался на сорок персон. Однако обедала Анна Ивановна сама за столом особенным, на четыре персоны, и чаще всего в своей комнате, куда его вносили уже накрытым.
Ее многочисленными имениями управлял крепостной Чернобой, наживший себе в Москве несколько домов. Всем хозяйством заправляла дальняя родственница Мария Тихоновна Перская.
Много анекдотов ходило об Анне Ивановне по Москве. Говорили, что все доходы с имений привозились и сдавались Марии Тихоновне, в комнате которой стоял комод с ящиками, предназначенными для монет по достоинствам. Даже Мария Тихоновна не знала хорошенько, сколько туда ссыпалось и сколько расходовалось.
Одних платьев у Анненковой было до пяти тысяч. Они все были перечислены в особой книге с приложением образцов. По ним Анна Ивановна и назначала, какое платье одеть. Два огромных сундука были набиты редкими кружевами, общей стоимостью в сто тысяч рублей. А целая комната завалена была дорогими мехами, привезенными из Сибири.
Вместе с тем Анна Ивановна постоянно покупала все, что было модного, и если ей нравилась какая-либо материя, она забирала весь кусок, чтобы никто больше не мог показаться в платье такой же материи.
Словом, пока они ехали в дом к Анне Ивановне, Натали столько чудовищного услышала об этой самой Анне Ивановне, что готова была встретить монстра, чудовище.
Однако на кушетке полулежала довольно дородная старуха, говорила обыкновенные слова и мало внимания обратила на Наташу.
Натали отошла, едва ее представили богатой причуднице, и вдруг сердце ее словно провалилось куда-то, лоб взмок, а руки безостановочно затеребили веер.
В дверях гостиной Анны Ивановны стоял, наводя на нее лорнетку, все такой же красивый, одетый по последней парижской моде, в гороховом сюртуке и белоснежном жабо манишки, в полосатых панталонах со штрипками и лаковых башмаках Рундсброк…
Глава восьмая
Кажется, он предусмотрел все. Все акты об отречении Константина и все его пожелания и манифесты по поводу восхождения на престол Николая запечатаны и отданы на хранение. Готова и конституция, Николаю останется только ввести ее в действие…
Польский эксперимент почти завершился. Опять, как всегда, чувствовал он сопротивление судьбы, видел и чувствовал, что над всеми его проектами висит нечто, не позволяющее ему самому провести необходимые реформы. Пусть это будет молодой, сильный, не замешанный в убийстве отца Николай. У него твердая рука и сильная воля, а что нет опыта в государственных делах, то поскользнется раз, другой, появится и опыт…
Когда он 15 марта 1818 года произнес на польском сейме речь, она изумила всех. Он это видел, понимал, но иначе и не представлял себе реакции на нее.
Готовиться к этой речи, произнесенной на французском, а потом прочитанной по-польски, Александр начал задолго. Каподистрия, наместник по Бессарабии, работавший над устройством этой части империи, должен был написать основные тезисы речи. Александр собрал целый пакет речей, которые произносили на открытиях сеймов в Польше короли саксонские, владевшие до этого Польшей. Но наброски своей речи он вручил своему помощнику, строго и точно разъяснив смысл своих идей.
Он разрешил Каподистрии обсудить несколько вопросов, касающихся Польши, — сравнение России и Польши, присоединение губерний к Царству Польскому, некогда ему принадлежавших, но уже давно бывших под короною России.