Но суровая дикая природа, пышная растительность — скоро это наскучило бы глазу, а молва о том, что царь постригся в Георгиевский монастырь, сделала бы его пребывание здесь невозможным. Нет, куда-нибудь в среднерусскую глушь, думалось ему. Решение его созрело — уйти, но так, чтобы не знала ни одна живая душа, уйти незаметно…
Порывы ветра задували факелы, с которыми свита ожидала возвращения императора из монастыря. Становилось все более темно, южная ночь вызвездила черное небо, и огни факелов с трудом разгоняли темноту.
Адмирал Грейг приказал полицмейстеру поспешить с факелами навстречу государю, чтобы осветить ему дорогу.
Замелькали огоньки по сторонам дороги — Александр въезжал в Севастополь.
Он прошел в зал, поговорил с Грейгом и комендантом Севастополя и приказал подать чаю. Ему хотелось согреться, холодный ветер пронизал его до костей…
Следующий день прошел все в тех же осмотрах и заботах. Укрепления и казармы, форты и госпитали — все было предметом самого пристального внимания императора.
На большом обеде императора присутствовали все сколько-нибудь важные особы, руководящие военными укреплениями и подразделениями.
И опять на другой день осматривал, инспектировал, перебрался на северную сторону и проехал в Бахчисарай. Ханский дворец гостеприимно распахнул перед ним двери в полутемные и прохладные залы.
Легкое недомогание заставило Александра прибегнуть к помощи Тарасова — он приказал ему приготовить отвар из риса. Это было то же снадобье, которое он пил во время болезни ноги в январе прошлого года — рожа на ноге не давала ему покоя. Доктор сразу же исполнил повеление государя и сообщил лейб-медику Виллие, что у государя легкое расстройство желудка. Александр воздержался от каких-либо острых блюд и ограничился перловым супом и котлетой…
Но и чувствуя себя не совсем здоровым, он словно торопился насытиться осмотрами, впечатлениями, ездой. Верхом поехал он в Гурзуф, а на обратном пути прослушал молебен в Успенском монастыре…
Евпатория также была осмотрена — церкви, мечети, синагоги, казармы, карантины — все было изучено и осмотрено. В Перекопе, где он провел ночь, осмотрел военный госпиталь.
В селении Знаменском он посетил лазарет и остался доволен овсяным супом, который ему предложили для обеда.
С самого Бахчисарая, где он пил свой рисовый отвар, не было у Александра никаких перемен в здоровье…
На последней остановке, не доезжая до Таганрога 90 верст, Александр встретил курьера с бумагами, письмами из Петербурга и Таганрога. Фельдъегерю Маскову, вручившему ему бумаги, император приказал следовать за собой в Таганрог. Ямщик, везший курьера, так погнал лошадей, что повозка перевернулась и Масков, ударившись головой о камень, остался лежать на месте без движения…
Приказав Тарасову осмотреть больного и оказать ему помощь, а потом лично доложить ему обо всей этой истории, Александр поспешил дальше.
— В каком положении Масков? — отрывисто спросил он у Тарасова, когда тот вошел к государю, сидящему у камина в шинели, надетой в рукава, и читающему бумаги…
— При падении он получил смертельный удар в голову с сильным сотрясением мозга и большой трещиной в самом основании черепа. Всякое врачебное пособие оказалось тщетным…
Александр встал и со слезами в голосе произнес:
— Какое несчастье! Очень жаль этого человека…
Тревога и болезненность были в лице и голосе императора. Лихорадочный озноб его усиливался тревожным сообщением…
Лейб-медик Виллие сильно встревожился состоянием государя. В Мариуполе он решился дать Александру стакан крепкого пунша с ромом, уложил в постель, закутав возможно теплее. Несмотря на утомление и слабость, Александр все-таки приехал в Таганрог в закрытой коляске с медвежьей полостью и в теплой шинели…
Он чувствовал, что заболел, лихорадка била его и корежила, однако сил у него оставалось еще много, и он старался не показывать императрице и окружающим свою слабость. Он внял советам лейб-медика, принял восемь пилюль, на другой день — снова лекарства и отдых…
Болезнь встревожила его, но он знал, что еще силен и здоров, что лихорадка скоро пройдет, и тут впервые подумалось ему, что и болезнь можно использовать для цели, которую он задумал.
Как всегда, он вставал в восемь утра, брился и завтракал, но теперь чаще лежал на канапе или жестком диванчике. Елизавета приходила к нему, справлялась о здоровье, приносила газеты, читала…
Вечером он лег спать в неурочное время — слипались глаза, и ему показалось, что этот сон принесет ему здоровье, совсем выкинет остатки лихорадки.