Николай остановился взглядом на графе Милорадовиче. Тот стоял с каменным лицом. Губы его были плотно сжаты.
Николай выпрямился, губы его еще больше побелели, а глаза налились твердостью и внутренней силой.
— После этого, — с расстановкой и твердой внутренней силой произнес он, — вы отвечаете мне головою за спокойствие столицы. Что касаемо меня, если я хоть час буду императором, то покажу, что этого достоин…
Слова его произвели на всех присутствующих огромное впечатление. Всем показалось, что его внутренняя сила и твердость — вот качества, которые должны быть в настоящем самодержце…
— Теперь, — продолжил Николай все с той же твердостью и уверенностью в себе, — всем полковым офицерам приказываю ехать в Генеральный штаб и принять присягу. Затем вы разъедетесь по своим полкам для приведения к присяге всех войск…
Все последние перед этим утром дни над Петербургом висели мглистые серые туманы, тяжелые облака тяжелым пологом укрывали горизонт. Рассвет принес ясный, теплый день, солнце, неяркое и бледное, выкатилось над городом, и город засверкал в его лучах. Отблескивали снежные крыши, сияла золотая игла Адмиралтейства, искрилась Нева, плотно укрытая ледяным пологом.
Чиновники Сената и Синода, съехавшиеся к семи часам в свои присутствия, уже в семь двадцать начали присягу.
Адъютант подбежал к Николаю и тихо доложил, что церемония присяги Сената завершилась. Подошел и священнослужитель, принимавший присягу членов Святейшего Синода. Здесь тоже все прошло гладко — ни единого вопроса, ни одного замечания…
Снова подошел адъютант и доложил, что первый батальон Преображенского полка полностью принял присягу, присягнул на верность Николаю и конногвардейский полк…
Николай держался твердо, но душа его была неспокойна. Он знал, что не все пройдет гладко, и в душе молился, чтобы не пришлось ему употребить силу…
Первой тревожной вести не удивились. Командир гвардейской артиллерии генерал Сухозанет бегом пробежал через все лестницы и переходы дворца и с мрачным, нахмуренным, тревожным лицом предстал перед императором.
— В некоторых частях ропот и сомнение, — тревожно доложил он.
— Брат, — обратился Николай к только что прибывшему во дворец Михаилу Павловичу, — прошу тебя, поезжай, успокой артиллеристов…
Михаил только взглянул на Николая, досадливо поморщился, как от зубной боли, но не решился протестовать и спешно вышел из залы.
И тут по лестнице круто взбежал взволнованный и смущенный командир гвардейского корпуса Нейгардт. По его лицу Николай сразу понял, что произошло самое страшное — и действительно, Нейгардт сообщил, что Московский полк идет на Сенатскую площадь, не слушая командиров. Он опередил его всего на несколько минут…
Николай понял, что мятеж начался…
Мятежный полк приближался ко дворцу, а в его распоряжении не было ничего, что можно было бы ему противопоставить.
Император спустился по Салтыковской лестнице дворца, быстро прошел на главную гауптвахту, где стояла на страже дворца егерская рота Финляндского полка, и, появившись перед солдатами, зычно и громко крикнул:
— Ребята! Московские шалят! Не перенимать у них и свое дело делать молодцами…
Внутри у него все дрожало от ужаса, но он поборол себя, голос прозвучал бодро и командирски. Солдаты быстро построились и пошли следом за императором.
Он вышел на дворцовую площадь, проследовал за дворцовые ворота, солдаты стройно шагали следом…
Солнце опять спряталось за пелену клочковатых туч, но мороз стоял некрепкий, хотя северный ветер с Невы пробирал до костей. Изредка клоками спускался над площадью и Сенатом синеватый туман, и все происходящее казалось Николаю нереальным, как будто совершалось в странном сне.
Подскочил к Николаю граф Милорадович и отрывисто бросил:
— Дело плохо. Они идут к Сенату…
Он всмотрелся в плотно стиснутые губы Николая, в его бесцветные глаза, как будто побеленные на мертвенно-бледном лице, и тихо добавил:
— Я поговорю с ними…
Николай молча кивнул головой.
Милорадович ускакал, а Николай сосредоточенно думал, что могла значить горстка его солдат — всего одна рота — против целого полка? Да они сомнут и раздавят, как скорлупку, новое царствование.
— Приготовить карету для императорской семьи, — бросил он подбежавшему адъютанту. В случае атаки можно было ускакать в Царское Село и оттуда руководить подавлением мятежа…
Между тем солдат егерской роты окружила огромная толпа народа. Зеваки, любопытствующие событий, столпились вокруг и не расходились, несмотря на зычные крики полицейских.