— Эх, что на себя нагородили, а того, что надобно, не сказали. Это что, это ваша рука?
И услышав утвердительный ответ, закричал:
— Вы знаете, что я могу вас сейчас расстрелять?
Трубецкой тоже закричал:
— Расстреляйте, государь, вы имеете право!
Все так же громко Николай проговорил:
— Не хочу! Я хочу, чтобы участь ваша была ужасна!
Николай все еще боялся, хотя восставшие были расстреляны. Сенат и Синод присягнули ему на верность, но засевший в душе ужас прошедшего дня не давал ему не только прилечь на канапе, но даже раздеться и выпить чаю. Он никому не доверял, он взял все в свои руки и не жалел для этого ни времени, ни сил. Всю ночь напролет он допрашивал, генерал Толь едва успевал записывать вопросы и ответы. В тяжелых свиданиях, допросах и привозах людей прошла вся ночь.
К утру он едва мог двигаться. Тяжелый день! Он был на ногах с шести утра, тяжелейшая ночь, где изумление при виде знатнейших людей государства, привезенных на допрос, сам достойный вид допрашиваемых приводили его в исступление. Он едва сознавал, что говорит, на кого кричит, у него не хватало сил на спокойствие и царственность. Уже потом он вспоминал, что вел себя не как император, подвластна которому была вся Россия, а как жалкий бригадный генерал, испуганный и изумленный свалившейся на него бедой. Он считал — бедой на него одного…
Впрочем, и в последующие дни было не лучше. Никому не доверял Николай, подозревая всех и каждого, и потому все допросы, все разговоры с арестованными не поручал никому.
В каком бы часу это ни происходило — ранним утром или в глубокую полночь, во время сна или обеда, — ему немедленно докладывали об арестованном. Он вскакивал, говорил:
— Ведите злодея!
Генерал Левашов присутствовал, а царь допрашивал. Он знал, что дело идет о целости престола, и не доверял никому хода расследования.
Он понял, как прав был казуист Сперанский — нити заговора протянулись по всей России и были обнаружены далеко не сразу. Прошло полгода, прежде чем всех причастных к тайным обществам и заговору удалось водворить в Петропавловскую крепость. И каждому Николай определял меру содержания: одному — строгую, другому — помягче, смотря по тому, какова была его роль в заговоре…
Только на третий день допросов, когда уже были выявлены все главные заговорщики, осевшие в Петербурге, он повелел начать работу Тайному комитету для изыскания возникшего злоумышленного общества. Он дал ему направление для работы — «поставить свое заключение и предоставить нам как о поступлении с виновными, так и о средствах истребить злоупотребление».
Комитет возглавил военный министр Татищев, а членами его стали великий князь Михаил Павлович, генерал-адъютант Голенищев-Кутузов, Бенкендорф, Голицын и Левашов.
Главным правителем комитета утвержден был действительный статский советник Д. Н. Блудов.
Пока заговор не касался особы царя, Николай еще мог бы быть достаточно снисходительным, но когда выяснилось, что замышлялось цареубийство, тут уж ему стало не до обвинений в жестокости. Так они хотели убить меня, думал он. Вот почему и тот, в черной повязке над правым глазом, Якубович, припал к моим ногам. Хотел заранее просить прощения!
Якубович был арестован и посажен в крепость…
Впервые встретился Николай с достоинством, смелостью и независимостью арестованных. Большинство из них не склоняли головы, отвечали смело и правдиво. И только одному поражался Николай — они не могли иметь никаких выгод от победы своего заговора, а в случае неуспеха рисковали головой и всем своим положением.
Все разговоры о думах по улучшению положения страны Николай считал болтовней. Он выискивал в показаниях один только мотив — цареубийство. Только это было для него самой тяжкой виной. В протоколах не было свободного изложения, только ответы на вопросы царя. А вопросы его сводились к одному — как замышлялось цареубийство…
Николай знал многих из восставших и сожалел, что такие достойные офицеры оказались в банде заговорщиков. Он не верил словам о любви к Отечеству, он ее не понимал…
Николай и самому себе удивлялся впоследствии — каждого из арестованных он сразу разгадывал, к каждому находил свой подход. В ход шло все — угрозы, посулы, лживые обещания. Ему необходимо было добиваться признаний, ему необходимо было раскрыть всю сеть тайных обществ. И он не стеснялся прибегать ко лжи, посулам, уговорам, угрозам.