Что может он сделать, чтобы замолить тот давний грех, как спасти свою бессмертную душу, как вымолить прощение у Господа? Тяжесть кары Господней висела над ним, и он метался в поисках выхода, душа его тосковала и рвалась из жизненных пут, а дух был сломлен своей греховностью и никчемностью. И какими мелкими и пошлыми казались ему все его устремления, все чаяния! Ничто не могло помочь ему внести в душу покой и умиротворение. Один, один, как перст, один перед лицом отмщения, один перед пропастью, в которую Бог вверг его…
Отцеубийца… Страшное слово, стояло оно перед его глазами во все времена. Он отошел от власти, все, что затевал, казалось ему багровыми отсветами кровавой ночи убийства отца, все, за что бы он ни брался в последние годы, казалось ему ненужным. Отечество? Только забота о стойкости армии еще как-то одушевляла его. Он поручил своему единственному другу Аракчееву создать военные поселения, чтобы армия могла быть подпитана из этого источника. Но волнения в них опять сказали ему, что это не путь для России, что это ненужная и вредная затея. И руки его опустились. И вот последняя потеря — смерть любимой дочери — сказала ему, что Бог не простил его греха, что это наказание — еще не самое страшное в череде его потерь и бед…
Благословен? О, нет, проклят, сто раз проклят Богом, он, прошедший и испытавший все, что может быть радостного в жизни, перенесший позор и унижение Тильзита, позор и пожарище сданной Москвы, вынесший на своих плечах тяжесть ответственности за все европейские монархии. Это с виду было все блестяще, а теперь, по прошествии времени, он понимал, как мелко и жалко было все его существование.
Александр казнил и казнил себя, в душе проклиная свою жалкую судьбу, исходя молитвами к Богу, так сурово наказывающему его. И ждал, чем еще Бог покарает его за все совершенное…
Если бы был в это время в Михайловском замке Аракчеев, не суждено было бы погибнуть отцу такой отвратительной низкой смертью. Еще в бытность в Гатчине Павел когда-то соединил руки Александра и Аракчеева и сказал слова, которые Александр запомнил как завет отца, как наказ ему и свято придерживался его всю жизнь. Но в ту ночь в Михайловском замке не оказалось верного друга Павла. И какая же цепь случайностей предшествовала его опале — глупость, нелепость, не более…
Карьера его была молниеносна, как будто что-то сверхъестественное вмешивалось в его судьбу. Бедняк из старинного разорившегося рода, Аракчеев пришел в кадетский корпус в рваном мундире с отцовского плеча, растрепанных сапогах, на два размера больше его ноги, в стиранных рубашках и манишках, старательно скрываемых под мундиром. Все в корпусе издевались над бедняком, но смолкали, когда Аракчеев отвечал на вопросы экзаменаторов. Блестяще закончил он курс, отличием, усердием и блестящими знаниями заменяя сапоги и разношенный мундир. Его оставили при корпусе обучать молодых кадетов математике и экзерциции.
Император Павел Первый сам хорошо знал математику, артиллерию и фортификацию и сразу же по выходе Аракчеева из корпуса обратил внимание на его выдающиеся знания. В 1792 году наследнику престола, затворившемуся в Гатчине, понадобился расторопный и умелый артиллерист. Ему рекомендовали Аракчеева. И не ошиблись в выборе. Он не только великолепно знал все, что было известно об артиллерии в то время, но неукоснительно соблюдал все уставные правила, слыл самым дисциплинированным из поручиков, воинская дисциплина была для него самым святым на свете.
Не скоро стал Аракчеев ближайшим другом и советником Павла, не хотел он выдвигаться вперед лестью и притворством. Но специалист своего дела, умелый руководитель своих подопечных, любящий во всем строгость и точность, Аракчеев стал незаменимым Павлу при его смотрах «потешного отряда», заведенного наследником в Гатчине по примеру великого Петра, учениях и разводах, маневрах и потешных боях.
Отец Александра умел отличить людей способных, был сам умен и тонок душой и прикипел к артиллеристу душой. Еще в Гатчине Аракчеев стал полковником, а при восшествии Павла на престол произведен был в генерал-майоры и назначен военным комендантом столицы. Не забыл его Павел и в день коронации. Старинный обедневший род украсился баронским достоинством и лентой святого Александра Невского.