Настенька привезла из Москвы обоих своих сыновей, еще малолеток, а пятимесячного Евгения страстно желала показать мужу. Мать ее Надежда Николаевна усиленно хлопотала по делу зятя, и вся обстановка в ее доме поддерживала и укрепляла силы.
Но Наталья Дмитриевна ждала свояченицу Ивана Александровича Фонвизина, Катерину Федоровну Пущину. Та должна была привезти из имения кое-какие вещи, нескольких дворовых…
В этот день они так ничего и не добились — ни увидеть мужей, ни передать хоть какие-то весточки, зато не могли наговориться, и Наталья Дмитриевна несколько поуспокоилась — сестра по несчастью была ей теперь нужнее, чем все напускное сочувствие родной тетки…
Странно, как собирала вокруг себя крепость женщин. Не успели две подруги наговориться, а разговаривали они по-французски, как к ним подошла очень скромно, но приятно одетая девушка и робко спросила:
— Извините, не могли бы вы поделиться сведениями?
Она запнулась, не зная, как изложить свою просьбу, но обе дамы сразу поняли ее.
— Муж? Жених? — в один голос спросили они.
Девушка смущенно покачала головой. Как она могла им сказать, что каждую минуту, каждую секунду думает только о нем — о блестящем офицере-кавалергарде Василии Ивашове, в которого она влюбилась еще пять лет назад и о судьбе которого хотела узнать хоть что-нибудь. Никто не мог ей сказать о нем ничего, кроме того, что он арестован, заключен в Петропавловскую крепость, эту русскую Бастилию… Но обе женщины поняли ее.
— Базиль, — робко проговорила Камилла Ледантю, — Базиль Ивашев. Ничего о нем не знаю…
Она умолкла, но Наталья Дмитриевна и Якушкина сразу почувствовали к ней неподдельный интерес. Они приехали к мужьям, они хотели выполнить свой долг жены и спутницы жизни, а эта молоденькая, очень красивая гувернантка только хотела робко узнать, что с ее любимым, любимым втайне от всех.
— Мы узнаем, — горячо заверили они Камиллу, — приходите завтра на это же место…
Они переглянулись — ворота крепости стали для них уже местом сбора.
— Я так вам благодарна, — начала Камилла, но обе женщины перебили ее:
— Не благодарите, в несчастье всегда можно помочь другой…
Камилла смотрела на них робкими благодарными глазами, даже не искала слов, чтобы высказать свои чувства, но обе женщины обняли ее с двух сторон, словно бы приняли ее под свою защиту.
— И он ничего не знает? — спросила Наталья Дмитриевна тихонько.
Камилла покачала головой. Разве смела она когда-нибудь открыться блестящему гвардейскому офицеру, наследнику огромных имений, богатейшему и образованному человеку, разве смела она даже надеяться на его благожелательный взгляд? Однако она вспоминала, как он смотрел на нее там, в имении на Волге, где собралось блестящее общество и где было полно красивых, богатых, щебетливых девушек. А выделил он ее, скромную гувернантку, ей дарил пламенные взгляды…
Теперь он в крепости, в несчастье, его обвиняют в государственной измене, в цареубийстве. И где теперь эти богатые, красивые, кокетливые девицы, которым хотелось, чтобы Василий Ивашев хотя бы посмотрел на них? Она одна пришла к воротам крепости, она одна кинулась узнать, если не помочь…
— Бедняжка, — переглянулись Наталья Дмитриевна и Анастасия Васильевна. Как они хорошо понимали ее, эту красивую высокую француженку, ни слова не понимавшую по-русски…
Все трое уговорились, что завтра же сойдутся опять возле этих кованых ворот, хоть что-то да разузнают о судьбе и положении своих мужей, и обещали Камилле доставить хоть какие-то сведения о Базиле Ивашеве…
И они принесли ей известия. Как и все остальные участники тайных обществ, Василий Петрович Ивашев обвинялся в самых страшных преступлениях против самодержавия.
— Если бы только он был осужден, — прошептала Камилла Ледантю, — для него это было бы страшным несчастьем, а для меня — единственным счастливым шансом.
Обе дамы с недоумением посмотрели на Камиллу.
Она опустила глаза.
— Тогда я могла бы последовать за ним куда угодно, в Сибирь, на самый край света…
— Надеюсь, этого не произойдет, — с горечью сказала Наталья Дмитриевна, — надеюсь, государь отнесется снисходительно к проступкам всех этих молодых людей, помилует их…
Одна Камилла желала горя всем арестованным, но они не осудили ее. Она горячо любила, и единственная возможность соединиться с любимым было его осуждение…