— «Возьми себя в руки, возьми меня в руки». Ла-ла-ла. — Пф-ф-ф! Почти песня.
Стоя к нему спиной, пытаюсь взбить что-то наподобие смеси для блинчиков, но его присутствие лишь мешает процессу.
— Давай помогу. — Он прижался сзади, отнимая у меня венчик и миску.
Как для помощи, уж сильно прижимается.
— Не трись об меня.
— Кому ты нужен в таком состоянии. У меня сейчас одно желание, наклонить тебя, снять штаны и выпороть!
Не знаю, чем он собрался меня пороть, но его штуковина уже упиралась в меня.
— Пори своих мальчиков. Ясно?
— Не скажу, что мне не нравится, что ты ревнуешь, но это плохо влияет на работу. Если у тебя завтра будут красные глаза, как снимать?
Когда он так начинает целовать затылок, опускаясь к шее, ноги подгибаются. А сейчас это усилилось в сто крат. Гребанные эрогенные зоны!
— Отвянь! Хватит меня лизать своим языком. Противно.
— Противно?! Противно ему! — если раньше он обнимал, то теперь сжал и, приподняв, понес в сторону ванной.
Сдаваться без боя я не собирался. Руки были скованные, но ноги проделали пару удачных ударов. Хотя это не сильно и помогло. В конце концов, я оказался под ледяным душем. Вячеслав стал поливать меня из шланга, как садюга, при этом шипя сквозь зубы:
— Противно ему! Зараза! Шляться где-то не противно, а я, значит, вызываю отвращение!
Настал черёд мокрым, прилипшим к телу вещам, которые он стаскивал, не смотря на мое сопротивление.
— Ровно стоять! Неблагодарная сволочь!
Дальше была очень болезненная экзекуция мочалкой. Он тёр меня словно Мойдодыр из мультика. И даже мои «Ой» и «Ай» не сдерживали его. И только когда он смыл с меня пену, я вздохнул с облегчением.
— Черт! Перестарался! — Наступил новый этап пытки — он стал покрывать мое тело поцелуями. — Прости! Прости-прости-прости!
Покрасневшие участки от мочалки были отчетливо видны по всему телу.
— Отпусти меня!
— Что же ты такой упертый. Тебе ведь будет хорошо со мной. У тебя будет все, что ты захочешь. Все, что тебе нужно, просто слушаться меня.
Судя по всему, ему все равно, что я говорю. Ему главное, чтобы его слушались. Поэтому он выбрал именно меня — пацан из детдома, без семьи, которому нечего терять.
Продолжая обнимать, он продолжал водить своими руками по моему голому телу.
Видно, он не учел одного, мне совсем-совсем нечего терять. Я всю сознательную жизнь пытаюсь обрести свободу, а он предлагает мне стать заложником любви? Пожертвовать такой сомнительной, но все же волей? Ради чего — сексуальных отношений? Или кого — мужчины, у которого таких, как я, вагон и маленькая тележка? Нет! Я решил! Еще там, сидя у Верунчика и слушая ее рассказ. Это не моя история.
Даже если мне и приятно, когда он меня обнимает, это ничего не значит.
— Я не хочу быть твоим Малышом или заменой.
— Это не так, ты это ты.
Зачем он продолжает меня обнимать?
— Тогда брось его.
Сказав это, я уже знал ответ.
— Я не могу… — Прозвучало это совсем тихо, возле моего уха, но я разобрал каждую букву.
Это именно тот ответ. Что же я стал за время с ним таким взрослым? Все стало таким предсказуемым. Но хуже, что я становлюсь до рвоты правильным!
— Давай оставим все, как было. Я буду стараться. Начиная с завтрашнего дня, я буду слушать тебя во всем. Я верю, что наша группа будет успешной. Но… Никаких личных контактов.
Это правильное решение. Я знаю.
— Послушай…
— Других вариантов не может быть.
Знаю, я не в том положении, чтобы диктовать условия, но вступать в интимную связь или нет, я еще вправе сам решать. И я решил, что пока не поздно, нужно остановиться.
— Ты ничего не знаешь и не понимаешь, но если ты все решил…
Он разжал объятия, выпуская меня.
Обидно, что он даже не попробовал убедить меня, настоять на своем. Это еще раз доказывает, что я был прав — я один из многих.
Набросив халат, я вышел первым.
За дверью, прислонясь к стене, стоял Саня. Он ничего не сказал, просто глянул мне в глаза, и я понял, что он все слышал.
Всего лишь простой молчаливый взгляд, и мне опять стало его жалко. Оказывается, сломанная судьба бывает не только у брошенных детей. Даже не важно, что он сам выбрал это. Был ли у него выбор? Я не вправе его судить, может, это действительно любовь сделала его таким. Он держится за нее, несмотря ни на что. Он погряз в этом, а я не хочу. Я не хочу такой любви со вкусом крови.
Часть
Я стараюсь. Честное слово, я пытаюсь сдерживать себя изо всех сил. И все ради чего? Ради хлопка по спине и тихого «Молодец!». Нравится мне это чувство. Я словно щенок, которого гладят за ушком, — стучу от кайфа лапкой и виляю хвостом. А что взамен? Приходится терпеть огрызания Малыша и его придирки. Теперь я в открытую враг номер один: не там стою, не то говорю, а в основном, как он говорит: «Ты меня раздражаешь, урод!». Ха! А я-то всегда считал себя «ничё так».
Из-за такого отношения работать становится невыносимо. Это ведь я один только знаю, какой он, а другие даже не догадываются, сколько мне приходится терпеть. Ведь только стоит нам оказаться на людях, его словно подменяют. Весь таким нежным и пушистым он становится, хоть прикладывай к ране. Куда только девается его стервозность и противный характер? Актер еще тот! У меня даже не осталось сомнений, что сцену с суицидом он отлично отыграл.
Что уже говорить, если даже с Вячеславом он ненастоящий. Временами так и хочется сказать: «Слава, обернись и посмотри, кого ты выбрал вместо меня!». Разве можно быть настолько слепым? Хотя… Иногда мне кажется, что Вячеслав знает все. А что? Все может быть… Ведь какие-то невидимые для посторонних вещи все же происходят. Как бы эта парочка не старалась это скрыть, но я замечаю. Может, и раньше так было, но теперь, после череды событий, я стал все анализировать и подмечать.
Когда они находятся рядом, Малыш виснет на нем и почти заглядывает в рот, когда тот говорит, но стоит Вячеславу выйти из комнаты, сразу появляется другой Малыш с надменным лицом: «Кто такой Слава? Как я скажу, так и будет!».
Что же касается Славы, то он стал более сдержанным по отношению к Малышу в моем присутствии, что еще больше стало злить второго. Голого патлатого пацана стало меньше. То ли контроль стал строже, то ли ему просто надоело дразнить меня. Возлежаний на диване тоже больше не наблюдалось. Поцелуи сократились до приветственных. Мне бы хотелось думать, что это все делается ради меня. Знаю, глупо так думать, но душа требует реванша. Это как в сказке — принц выбирает нищую девушку вместо принцессы. Кто бы не хотел оказаться на месте Золушки?
А пока «Золушка» вкалывает по шестнадцать часов в день в надежде, что принц пожалеет о своем неправильном решении. А когда это произойдет, то будет поздно — «Золушка» станет звездой.
Я стану популярным, каких бы усилий мне это не стоило. Обрету независимость и… Я не знаю, что дальше! Впервые в жизни я задумался, а что будет после этого: деньги, женщины больше не запрет, успех. Это все просто отлично, но почему-то после встречи со Славой это уже не кажется таким желанным. Виной всему это гнилое чувство, которое посещает каждого детдомовского ребенка, — «выбрали не меня». Неужели я хочу семью? Я сейчас несу какой-то вздор.
— Ты чего сидишь в темноте? — В гостиную вошел Слава, включив освещение. Свет неприятно резанул глаза. — Не спится перед премьерой? Пугает прямой эфир?
Надо же, чтобы именно сейчас, когда в голове такие мысли, он появился.
— Нет. Я и раньше участвовал в прямых эфирах. Просто завтра вся страна узнает, что я педик.
Вячеслав присел рядом на диван.
— И тебя это пугает?
— Пф-ф-ф! Даже не знаю, что меня больше пугает, слово педик или эта дурацкая прическа, что сейчас у меня на голове. Зато прекрасно представляю уже реакцию людей на мои подправленные брови…
Неожиданно его рука опустилась мне на голову, и я резко замолчал.