И вот оно, отмщение. Все произошло, как было задумано. В урочный час мы вышли из морской пучины; наш флот достиг всех континентов. Конечно же захватчики сопротивлялись. Их машины сеяли смерть. Но уже работали наши аппараты, рассеивая газ, который быстро привел врагов в оцепенение. Мы без труда одержали победу. Всюду валялись окоченевшие земляне, точно пораженные мором вредные насекомые, и глядели на нас потускневшими глазами. Они ясно сознавали происходящее, наши ученые позаботились о том, чтобы они ни при каких условиях не теряли сознание. Но двигательные центры их тел были уничтожены.
Затем мы приступили ко второй части нашего плана. Мы собрали их всех вместе, то была нескончаемо долгая и тяжкая работа. Их стало уже так много, они кишмя кишели на нашей планете! Всех их собрали в загоны, точно огромные своры опасных зверей. И тут каждому впрыснули еще одно средство, изобретенное нарочно для них, — сыворотку выносливости. Так готовили их к тому, что им предстояло.
А затем — новые и новые перемены. Наша месть идет своим чередом, ей еще долго не будет конца. Мы изыскали, усовершенствовали и применяем разные способы, заставляющие землян мучиться как можно больше. Мы знаем, что испытывают они, когда у них вырывают ногти, продырявливают веки, сдирают с них кожу. Мы знаем, сколько крови — крови, цвет которой когда-то нас так поразил, — можно извлечь из их тела, знаем с точностью до последней капли.
Ибо теперь они уже не могут умереть. Мы позаботились о том, чтобы все их нервные центры уцелели, пусть каждая волна боли докатывается до мозга. До самого конца, до мгновенья, когда разрушится последняя малая частица их плоти, они не могут умереть, они могут только ощущать. И в их обезумевших глазах (когда глаза остаются нетронутыми) всегда мерцает искра сознания.
Вот с того дня на окраине нашего временного города — поодаль, чтобы не нарушать покой наших ночей, — поднялось Древо стонов. Это исполинское Древо, ветви его несчетны, на них можно подвесить тысячи жертв. И с того дня стали красными воды Арконжа: красный — цвет крови землян, ее неиссякаемые ручьи питают отныне реку Арконж.
В иные вечера мы с Эриаль идем на берег и смотрим на реку, а ветер доносит от Древа стонов вздохи и рыдания. Эриаль — а она знает, — говорит, что остается еще немало землян, которых можно медленно разрывать на части, хватит, чтобы пора мщения продлилась и после того, как нас обоих не станет. А воспоминание об этой поре сохранится до конца времен. Мудрецы утверждают, что это навсегда послужит для всех уроком: пусть все знают, как расплачиваются варвары за нападение на один из самых высокоразвитых народов нашей галактики.
И все же иногда я думаю: хоть и смотришь на красные воды реки и слушаешь Древо стонов, на сердце не становится легче. Эриаль говорит, мне надо лишь пойти в леса забвения, испить от родника снов, и я вернусь возрожденный и вновь смогу упиваться нашей местью. Я знаю, она права. И все же в иные минуты меня одолевают сомнения, и мне жаль мирного счастья, той жизни, что была когда-то, прекрасного города по имени Стенн и тихой прелести вечеров, отошедших без возврата.
Жерар Клейн
Голоса Пространства
Впервые я услышал голоса Пространства на борту искусственного спутника, что кружит между орбитами Земли и Луны. На спутнике я оказался потому, что жить на Земле стало невыносимо и захотелось бежать от однообразия и от чумы сумасшествия, которое подстерегало меня там, на нашей планете. Думаю, вы помните, каковы они были, Годы безумия. Сумасбродство и нетерпимость каждый день грозили войной, и переполненные лечебницы уже не вмещали помешанных.
Но для тех, в ком отвращение не погасило искру жизни, еще оставалось Пространство. Вот где люди еще пытались чего-то достичь. Там, вдали от бессмысленной суеты и угара больших городов, без помех отдавалась раздумьям и работе горсточка людей. Там мы точно знали, каких одолевать противников — пустоту, страх, невесомость — и к каким целям стремиться — к Марсу, Венере, Юпитеру, Сатурну, к астероидам, а быть может, и к Меркурию, и к Урану; мы даже мечтали проложить дорогу детям и внукам. Пусть они достигнут звезд.
Наша жизнь была вовсе не так однообразна, как могут подумать. По крайней мере нам она казалась куда увлекательней, чем та, какую мы могли бы вести на Земле. И несмотря на неизбежную строжайшую дисциплину, которой подчинялось все наше существование, мы чувствовали себя свободными как никогда. Впереди у нас были века научных исследований, наконец-то мы видели звезды, не затянутые пологом земной атмосферы, заново совершали открытия в пространстве, не знающем тяготения, изучали состояние людей, внезапно поставленных лицом к лицу с миром чуждым и неведомым. Каждый мог заниматься тем, что ему по душе, — и так, не торопясь, в свое удовольствие, мы следовали многообразными путями познания. И вот во время одного из таких опытов я впервые услышал голос Пространства.