Ева Габриэльссон возражает, что не нация в целом, а читатели романов испытывают гнев и бессилие из-за каждодневной несправедливости и коррупции. «Все дело в разочаровании ущербностью политиков… книги ясно говорят о том, что важен каждый человек, что людей нельзя оскорблять, лгать им, вводить в заблуждение, обманывать ради денег, власти или чьего-то престижа».
Что касается отвращения автора к мужскому насилию и «равнодушию властей, которые предоставляют женоненавистникам полную свободу действий», Тонкин отмечал, что «у Блумквиста существует нечто вроде миссии: эта история не о шпионах и секретных правительственных службах, а о насилии над женщинами и о мужчинах, которые закрывают на него глаза. Ларссон нарушает быстро развивающийся ход повествования, чтобы показать, как положительный герой, женщина-полицейский, когда „в ней вдруг что-то щелкнуло“, мстит мужчине, безнаказанно избившему свою жену; читая о стремительной и опасной Саландер (опасной даже на больничной койке, когда она вооружена одним только современным коммуникатором), мы прекрасно слышим этот щелчок».
О сексуальном насилии, проблема которого так волновала Ларссона, Габриэльссон сказала Тонкину следующее: «По его мнению, этот вопрос игнорировался всегда и всюду, это системная ошибка любого общества… Стиг абсолютно не доверял социальным работникам и психологам в их способности прийти на помощь в момент необходимости и слабости». По ее словам, Стиг «приходил в ярость из-за той группы специалистов, что давала экспертную оценку в связанных с педофилией случаях и по каким-то причинам нередко вставала на сторону „плохих парней“, называя подвергшихся насилию девочек или мальчиков психически больными и не заслуживающими доверия».
В конце беседы с подругой Ларссона Тонкин выразил сожаление, что мы больше не встретимся с Лисбет. «Подобно легендарной женщине-воину, Саландер исчезает в сумерках татуированных богов высоких технологий. Романы сочетают это почти мифологическое измерение с парниковой, домашней атмосферой тесно связанных группировок. Ларссон сводит воедино литературные настроения саги и мыльной оперы, в качестве объединяющего начала добавляя триллер. Но на фоне стремительного развития действия продолжают звучать мощные аккорды нравственных и политических свидетельств».
В 2010 году, давая интервью газете «Обсервер», Ева Габриэльссон откровенно рассказала Рейчел Кук о своей жизни со Стигом Ларссоном, объяснив, чего ей стоил спор с семьей Стига о наследстве. Вспоминая времена, когда журналистика не приносила больших доходов, Габриэльссон говорила о скромных ожиданиях, что были у них с Ларссоном связаны с первой книгой. Они представляли, как она будет продаваться в Скандинавии и Германии, а полученные доходы помогут им расплатиться с кредитами и приобрести летний домик на архипелаге. Демонстрируя столь важную для пары преданность социальным принципам, она поделилась планами пожертвования доходов от будущих книг цикла на некоторые выбранные ими цели.
Интересно, что Габриэльссон относилась к их будущему с определенной долей фатализма (вероятно, из-за присущей им осторожности и стремления избегать агрессивных врагов), но чаще всего плохие предчувствия касались только ее самой, а не Стига, хотя оба они звонили друг другу при любой возможности, чтобы, например, сообщить о благополучном прибытии в пункт назначения.
Двойным ударом судьбы для Габриэльссон стала преждевременная смерть Стига и последующий скандал, связанный с его собственностью. Габриэльссон попыталась развеять один миф о смерти Ларссона – что он был трудоголиком, – заметив, что, окажись его нагрузка столь тяжелой, как ныне считается, и если бы он почти не спал, она наверняка бы это заметила. Впрочем, Габриэльссон не обсуждает беспрерывное курение Ларссона, считающееся ключевым фактором его ранней смерти. Она сказала Рейчел Кук, что основная причина ее беспокойства за наследие партнера кроется в отношении к его романам: не испортят ли переводы прозу Ларссона? Не изменят ли ее суть будущие экранизации, не сгладят ли острые углы? (Последнее предчувствие оправдалось.) Эти темы Габриэльссон собирается обсудить в книге о своих отношениях с покойным журналистом, которую она пишет.
По ее словам, книга будет состоять из двух частей, первая из которых касается спорных тем, связанных с борьбой между Габриэльссон и родственниками Ларссона. Она старается изменить всеобщее представление о себе, поскольку ее нередко изображают «невыносимым человеком с психологическими проблемами». Вторая часть книги, та, над которой она трудится дольше всего, посвящена исследованию утраты – потере человека, с которым вы провели большую часть жизни. Габриэльссон собирается рассказать о том, как ей удалось прорваться сквозь «ад» этого опыта, приняв его изначальную природу, какой бы мучительной она ни была. Она с волнением рассказывает о боли от смерти Ларссона, добавляя, что мнение о шведских женщинах как о сильных, способных справиться с любой бедой, не соответствует действительности. Габриэльссон поддерживали внимательные и заботливые друзья, которые, с иронией замечает она, кроме прочего снабдили ее немалым количеством продуктов и напитков. Эта поддержка, продолжает Ева, была неоценима и помогла ей преодолеть трудный жизненный период.
Описание Габриэльссон своей встречи с Эрландом, отцом Ларссона, после смерти ее партнера, обладает художественной ценностью, хотя это лишь один взгляд на историю (представленный умелым писателем, а не более простым и не столь ученым Эрландом Ларссоном). По словам Габриэльссон, Эрланд вел себя «странно» и неуместно; он будто формулировал фразы для грядущего некролога и «хвалился, что его сын выпустил детективный роман, обещая дать интервью местной газете…». Сестра Габриэльссон заметила потрясение Евы и предложила Эрланду Ларссону пройтись.
В тот день случилось и другое важное событие: Ева отдала сестре рюкзак Стига, где лежали его дневник и компьютер: она хотела, чтобы их отнесли в редакцию «Экспо» и коллеги смогли бы поработать с его материалами. Ее беспокоило будущее журнала, и она отмечала, что со смертью Стига в делах «Экспо» возник некоторый беспорядок. Последствия этого решения будут сказываться еще долго после кончины писателя (в основном из-за того, что хранилось в компьютере).
Поначалу Габриэльссон не представляла, насколько тяжелой окажется борьба за наследие Ларссона. На встречу с юристами она пришла одна, узнав, что Стиг не составил завещания (чтобы защитить свою подругу от возможных нападок, которые, как теперь известно, потом последовали) и что его собственность унаследуют отец и брат. По мере того как события заходили в нынешний тупик, Габриэльссон беспокоили отнюдь не финансовые проблемы (она сообщила Рейчел Кук, что Эрланд Ларссон, по его собственным словам, не возьмет ничего). Испытывая сильные душевные страдания, Габриэльссон пыталась найти помощь у психотерапевта (но тщетно, поскольку все психотерапевты работали тогда со шведами, пострадавшими после азиатского цунами).
Габриэльссон подробно перечисляет печальные детали возникшего спора о наследстве, добавляя, что, по ее представлениям, сегодняшние хранители не могут оценить романы по достоинству. Она оспаривает несколько внесенных в книгу изменений и не согласна с тем, что Ларссон был трудоголиком: на самом деле он был «очень спокойный человек – любил полежать, почитать или подумать, посмотреть итальянские вестерны».
Габриэльссон отмечает еще одну болезненную двойственность, связанную с успехом романов ее покойного друга, оставляя в стороне финансовые разногласия. Ей нравится, что читатели впитывают страстную реакцию Ларссона на коррупцию, варварство и женоненавистничество (не говоря уже о трусливой природе большинства СМИ, ключевой теме книг) и что поклонники романов своим энтузиазмом и преданностью «голосуют за идеалы Стига», однако Ева характеризует происходящее с ними яркой фразой «публичная распродажа» и относится к их успеху как к торговле детьми (постоянная тема, которую Габриэльссон затрагивает в обсуждении романов, указывает на ее непосредственное участие в их создании).
Она благодарна за время, проведенное вместе с Ларссоном, однако убеждена, что, если бы они поженились (и раскрыли место своего жительства), его бы убили. Габриэльссон говорит, что временами ее охватывает желание расплакаться, однако мысль о том, что «жить дальше» все равно придется, успокаивает. К спору с семьей Ларссонов она относится с фатализмом, понимая, что ее возможности почти исчерпаны. Но Ева уверена: «Истина в конце концов победит». Подлинное откровение этого интервью заключалось в том, что объем легендарной четвертой книги, находящейся в тщательно охраняемом компьютере, составляет двести страниц.