— Георгий Георгиевич, вы прошли по заводу, есть какие-нибудь перемены?
— Одна: на заводе сейчас у большинства хорошее чувство тревоги.
Разговор с директором заставил Фомичева вновь задуматься о Сазонове.
От Немчинова Фомичев сразу направился в ватержакетный цех. Отношения с Сазоновым у него становились все хуже. Сазонов словно хотел показать, что усилия главного инженера его не касаются. Фомичев делал вид, что этого не замечает.
Минуя конторку начальника цеха, Фомичев поднялся на колошниковую площадку ватержакетов.
Годунов стоял возле второй печи.
Он был в той самой кожаной спецовке, в которой главный инженер помнил его и до войны. Только правый пустой рукав, который еще вчера мотался при ходьбе, сегодня был вшит в карман и не мешал мастеру. За неделю работы у печей Годунов словно поправился, легкий румянец появился на бледном лице, мягче и спокойнее стали глаза.
Все эти дни Годунов проводил у печей. «Дорвался до цеха, — теперь хлебом не корми», — подумал Фомичев. Вторую печь так и не остановили. Годунов больше всего возился с ней, менял загрузку и распределение шихты, регулировал воздушный режим. Отработав смену, мастер в течение суток несколько раз заглядывал в цех. Борьба за печь только начиналась. Глядя на Годунова, и другие рабочие загорались желанием наладить больную печь.
Фомичев подошел к Годунову и тронул его за плечо.
— Как дела? — громко крикнул он.
— Сегодня больше руды проплавили! — прокричал в ответ Годунов, и лицо его расплылось в улыбке. — На второй плохо… Что делать, Владимир Иванович?
Фомичев взглянул на часы.
— А что если нам попробовать взрывами ее растормошить? — спросил он оживленно. — Помнишь, Годунов как было однажды?
— Правильно, Владимир Иванович! Ведь я забыл, совсем забыл. Было же такое дело, — возбужденно и радостно заговорил Годунов. — Может быть, сегодня и попробуем?
— А чего же откладывать. Готовься! Сазонову я скажу. А если не выйдет, Годунов? Будем останавливать печь?
— Не выйдет в первый раз — снова попробуем.
— Ладно, пробуй.
Условились ночью попробовать взрывами «растормошить» печь. «Мучается Годунов, ищет, болеет, а Сазонову на все наплевать», — с досадой подумал Фомичев.
В веселом настроении, словно уже решив трудную задачу, Фомичев обошел цех, рассчитывая встретить Сазонова. Его нигде не было. Кто-то видел начальника цеха у рудных эстакад. Решив заглянуть еще раз в ватержакетный, Фомичев пошел в отражательный цех.
У Вишневского, как у хорошего хозяина, все было в порядке. Дорожки посыпаны желтым песочком, вокруг печи подметено. Работница из лейки поливала цветочные клумбы.
У печи дежурил пирометрист. Он не пропускал ни одной смены Фирсова, замеряя температуру во всех частях печи, старательно отмечая каждый час работы мастера. Довольный таким вниманием, Фирсов, еще издали заметивший подходившего главного инженера, торопливо спустился к нему.
К ним подошел и Вишневский. Втроем они обошли печь. Фомичев проверил температурный режим, посмотрел записи загрузки печи материалами, анализы шлаков.
— Вперед двинулись, — заметил он. — Немного, совсем немного, но двинулись.
— Не все сразу, — ответил Фирсов, поджимая губы. — Вот и вы ковши обещали…
— Готовят… Свое слово сдержу.
Мастер отошел. Фомичев спросил:
— Тянет, Петрович?
— Тянуть-то он тянет, да за свод боюсь.
— Резонно, — с некоторым раздражением сказал Фомичев. — Удивляешь ты меня: конечно, надо бояться за свод, говорили мы с тобой об этом. Следить нужно за сводом, подумать, как бы его стойкость увеличить.
На обратном пути Фомичев еще раз зашел в ватержакетный цех и встретился с Сазоновым.
С начальником цеха Фомичев опять поднялся на колошник и прошел к больной печи. Вдвоем они осмотрели ее. Да, надо испытать редкий и рискованный способ лечения. Сазонов равнодушно, как будто речь шла о самом обыденном деле, слушал главного инженера.
Фомичев ждал, что Сазонов хоть что-нибудь скажет по поводу предстоящей работы, выразит сомнение, поддержит его. Ничего! Словно речь шла о самом обычном деле. В Фомичеве начинало закипать раздражение.