— Что ты, Варя, что ты, — замахал руками Семен Семенович, убежденный, что сын будет рад письму.
Но она опять попросила послать от нее привет.
В письме Владимиру мастер написал привет от Вари и счел нужным добавить, что она на заводе «тысячница», т. е. свои нормы выполняет на тысячу процентов и успевает учиться в вечернем машиностроительном техникуме.
На это письмо Владимир не ответил. Прошел месяц, другой, а сын продолжал молчать. Это пугало всех. Тайком от домашних Семен Семенович написал письмо командиру части. Однако и на него не получил ответа.
Семен Семенович серьезно встревожился.
Шла вторая военная зима — зима Сталинграда. Этот город у всех был на устах. В тылу люди каждый день просыпались с одной мыслью: стоит ли еще Сталинград, не пал ли он под ожесточенными ударами врага?
Не там ли был и Владимир, думал Семен Семенович. Ведь в письмах он упоминал о большой реке и о боях у исторического города.
Клемёнову в эту зиму сильно нездоровилось, но он, пожелтевший, похудевший, продолжал работать в доменном. Невозможным казалось в такие дни, когда вся страна, затаив дыхание, следит за битвой у Сталинграда, уйти с завода. Стали отказывать ноги, Семен Семенович завел палку.
Степан все еще жил у них. Построенный им завод уже давал снаряды. Теперь Степан был директором этого действующего завода, продолжал расширять его, строить новые цехи, большой поселок, клуб.
Семен Семенович бывал на заводе у Степана и в поселке. Места, где теперь стояли кирпичные корпуса, обнесенные высоким деревянным забором с угловыми башенками для часовых, и вытянулись улицы нового поселка, были знакомы ему с детства. Когда-то возле ручья стояли три старательских избушки. Клемёнов даже попытался отыскать это место. Но где там… Казалось, что и не было тут никогда дремучего таежного леса и тех избушек и место это обжито давным-давно. Теперь лента асфальтового шоссе соединяла поселок с городом. Катили по шоссе автомашины, сбоку прокладывали пути для трамвая.
Клемёнов поразился тому, как быстро люди могут застраивать и заселять глухие места. «А Степан умеет строить, не напрасно его от фронта отставили», — думал он, разглядывая заводские корпуса и жилые дома так, как будто каждый кирпич был положен руками сына.
На заводе его больше всего поразило, как просто тут обращаются со снарядами и как много их делают — «снаряжают». Стальные болванки двигались по конвейеру. Их заливали какой-то желтой жидкостью, и она густела в снарядах, а они двигались дальше, переходя из рук в руки, бесконечной линией, и наконец их укладывали в ящики.
«Как пиво заливают», — подумал мастер, а сыну сказал:
— Много делаете, и не страшно?
— Меры предосторожности принимаем. В этом цехе запрещено иметь железные предметы. Молотки тут только медные — искры не дают.
У женщин и девушек были желтые лица, волосы, руки.
— Это от паров тротила и пикринки, — пояснил сын, и мастер с опасением стал посматривать на ядовитые взрывчатые вещества, которые заливали в снаряды.
Этого потока снарядов он долго не мог забыть. Сколько же металла шло на войну, сколько же всего съедала война. И мастер подумал, как важно, значит, было, чтобы этот завод Степан построил за четыре месяца.
Ни разу с тех пор, как приехал Степан, они не говорили о его семье. Степан иногда задумывался, замолкал, и отец был уверен, что в эти минуты он вспоминает семью, попавшую к немцам. Лишь одно выдавало тоску Степана по семье и детям: не мог он равнодушно видеть детей. Для них были построены в поселке лучшие здания — школа, детсад, детясли, музыкальная школа. Степан ежедневно обязательно заглядывал в одно из детских учреждений, сам следил, чтобы они снабжались всем необходимым. Летом все заводские ребятишки побывали в пионерском лагере.
Однажды у ворот своего дома Семен Семенович столкнулся с военным. В темноте он увидел незнакомое лицо, черную бородку.
— Вам кого?
— Клемёновых.
— Я — Клемёнов.
— Не узнаете, Семен Семенович? — весело спросил военный.
— Не могу признать.
— Узнавайте, узнавайте, — проговорил военный и уверенно, как человек все здесь хорошо знающий, прошел в сени.
Они вступили в освещенную переднюю, и Семен Семенович, вглядевшись в гостя, ахнул:
— Сергей Иванович, милый ты мой! — и крепко по-родственному расцеловался с ним.
Зинаида выглянула в переднюю.
— Сережа! Боже мой, вот неожиданность, — и растерянно остановилась перед ним.
Марков не ожидал у Клемёновых такой сердечной встречи и растрогался.
Сергей Иванович очень изменился. Взгляд его стал твердым, весь он поплотнел, возмужал. Он теперь командовал саперным батальоном на фронте. Сюда приехал на несколько дней, пока сформируют эшелон с оборудованием, который он должен был сопровождать к фронту.
— Удивительно тихо у вас, — говорил он за столом. — Знаете, что меня поразило больше всего на Урале? Огни и небо. Вечером во всех окнах вдруг засветились огоньки, веселые разноцветные огоньки. Таким от них домашним покоем повеяло. А небо чистое, голубое, и никто не думает, что могут появиться самолеты. Отвыкли мы от такой мирной жизни. Я вот ехал сюда и так мне хотелось войти в ваш дом и застать всех за столом, посидеть с вами хоть немного. А так оно и вышло.
Зина пошла его провожать.