Он подхватил свой автомат — и началось. Мы начали палить по собакам, и скажу по совести — непростое это дело, попасть в шустрого верткого зверя даже на расстоянии в каких-нибудь полсотни метров и даже с коллиматорным прицелом. В первое мгновение я поймал на метку прицела самого здорового из псевдопсов, но тварь как почуяла мои мысли и исчезла за мгновение до того, как я нажал на курок. Потом я еще пару раз промахивался, и хоть в конечном счете мог бы без всяких записать на свой счет трех убитых собак, магазин у меня опустел. Мне было до слез жаль тратить патроны на собак, но ребята стреляли по ним, и я не мог оставаться в стороне. Так что, выматерившись втихомолку, я быстро сменил магазин, дослал патрон в патронник и начал палить дальше, стараясь бить наверняка. Собаки попались или на редкость голодные, или на редкость тупые — мы положили большую часть стаи, только после этого уцелевшие пять или шесть мутантов все же бросились наутек, причем двое из них ковыляли на трех лапах, видимо, им хорошо досталось. Глыба еще пару раз пальнул им вслед, но не попал.
— Сукины дети, — резюмировал он. — Сколько расстрелял, Малой?
— Полтора магазина.
— Придем на Янов, Вова Ленин компенсирует.
— Так у меня натовские патроны, — сказал я.
— Это хуже. Ничего, сменяешь потом наши на ненаши у Могилы.
— Супер! — сразу повеселел я. Если бы не эта мысль, день и вовсе бы состоял из одних разочарований. Артефактов мне не досталось, патроны потратил…
— Здорово!
Мы повернулись на голос, все втроем, и Глыба ахнул.
— Етитный дух! — вырвалось у него.
— Метрах в десяти от нас, недалеко от ворот в цеха «Юпитера» стоял сталкер в незнакомом мне снаряжении — что-то вроде городского камуфляжа, но добротнее, с блестящими металлическими вставками на коленях и локтях, плюс черный бронежилет с разгрузкой. Сталкер был без противогаза, лишь нижнюю часть лица закрывала маска, и его водянистые голубые глаза смотрели на нас внимательно, но без враждебности — впрочем, и без дружелюбия… Винтовка висела у него за спиной прикладом вверх, я не мог видеть, что это за оружие. Мне показалось, что это немецкая G36. Впрочем, правую ладонь неизвестный сталкер предупредительно держал на рукояти пистолета в набедренной кобуре.
— Монолитовец! — с каким-то странным удовлетворением в голосе сказал Глыба. — Со свиданьицем!
— Запроси свою базу, сталкер, — сказал неизвестный. — Они в курсе.
Глыба тут же занялся своим ПДА. Переговоры заняли не больше полуминуты, и я заметил, что мой командир сильно удивлен.
— Надо же, как подгадал! — хмыкнул он. — К тебе, Малой.
— Ко мне? — А вот теперь пришла моя очередь удивляться. — Это как?
— А вот так.
— Мне сказали, что сталкер по прозвищу Малой здесь, — сказал монолитовец, поясняя ситуацию. — Кто из вас Малой?
— Я, — немного поколебавшись, я шагнул вперед. — Чего надо?
— Разговор есть.
— Иди, раз зовет, — подбодрил меня Глыба, но взгляд у него был более чем напряженный.
Я направился к монолитовцу. Странный сталкер убрал руку с пистолета, встал в позу «вольно» — руки за спиной, ноги слегка расставлены. Он смотрел на меня не отрываясь, и мне это очень не понравилось.
— Ну, я Малой, — сказал я, не доходя метр до монолитовца. — А ты кто будешь?
— Зови меня Шершень, — сказал тот. — Я пришел поговорить.
— Поговорить? — Я вспомнил, что мне говорили Добродий и Стах о планах устроить переговоры с «Монолитом», но как-то не мог представить себе, что все будет как-то так, совсем неофициально, оттого и был малость огорошен. — Ну, слушаю внимательно.
— Расскажи мне о черном камне.
— О каком черном камне? — Я включил дурочку, но монолитовец знал, что хочет услышать.
— Давай не будем терять твое и мое время, — сказал он. — Я тащился сюда через путепровод не затем, чтобы слушать сказки. Где артефакт?
Поколебавшись секунду, я рассказал монолитовцу об артефакте Бандуры — как он ко мне попал, и что я потом с ним сделал. Реакция Шершня меня удивила.
— Хорошо, — сказал он, едва я замолчал. — Ты неглуп, Малой, ты сделал правильный ход. Главное, что артефакт сейчас у «Долга», а не у тех, кто пытался тебя убить. Нас это устраивает. Можешь доказать свои слова?
— Доказать? — Я почесал затылок. — Да вот можно с Добродием через ПДА связаться, он подтвердит.
— Верю. Твое счастье, что дела обстоят именно так.
— Погоди, я что-то не догоняю, в чем вообще дело. Может, объяснишь мне, что и как?
— Объяснять придется долго. И тебе совершенно незачем это знать. На этот раз тебе очень повезло, ты не попал в число врагов «Монолита», как твой друг Бандура. Радуйся этому.
— Постой, так это вы Мишку грохнули?
— Нет, — Шершень покачал головой. — Мы хотели это сделать, но нас опередили.
— Почему, зачем? Ведь он друг мне был!
— У нас было подозрение, что Бандура работает на наших врагов. Но ты помог нам понять правду. Поэтому ты уйдешь отсюда живым.
— Слушай, ты, — сказал я, задетый за живое этими словами, — я бы на твоем месте не хорохорился так уж сильно. Нас трое, а ты один. Чуешь, чем пахнет?
— Это ничего не значит. Я бы мог убить вас в одну секунду, не напрягаясь. Но я пришел с мирной миссией, и старшие «Монолита» ждут от меня известий. Поэтому вы уйдете отсюда живыми.
Честно говоря, у меня появилось ощущение, что я говорю с сумасшедшим. Или с роботом. Монолитовец говорил ровным голосом, без всяких эмоций, и в его взгляде ничего не менялось — он просто СМОТРЕЛ на меня. От этого пристального равнодушного взгляда даже страх какой-то пробирал. Но я понял, что стрельбы этот парень явно не хочет, и попытался немного его разговорить.
— Послушай, Шершень, а почему вас устраивает, что артефакт сейчас у «Долга»? — спросил я. — И что в нем особенного такого, из-за чего Бандуру убили?
— «Долг» не станет передавать артефакт случайным людям ради наживы. Все, что они могут с ним сделать — отдать артефакт ученым, и те будут изучать его, но ничего не добьются. Главное, что артефакт сейчас можно получить обратно. Поэтому я уполномочен предложить вам обмен — вы отдаете нам артефакт, а «Монолит» снабдит вас кое-какой ОЧЕНЬ важной информацией об исчезнувшей в Припяти группе, которую вы разыскиваете. Это честная сделка. Артефакт вам ни к чему, продать вы его не сможете, и ученые обломают об него зубы, уж поверь. Особенного в нем много, но ты не тот человек, которому полагается знать об этом артефакте то, что знаем о нем мы.
— Почему убили Бандуру?
— Он невольно узнал то, чего не должен был знать — таково наше предположение. И сделал это тот, кого мы сами считаем нашим врагом. Но не будем отвлекаться от сути дела. У вас два дня, чтобы принять решение. Пусть твои начальники сообщат нам о решении по тому каналу, которым они пользовались до сих пор. В полночь с одиннадцатое на двенадцатое сентября, я буду ждать тебя с артефактом здесь, на этом месте. Можешь взять с собой два человека сопровождения, я тоже возьму двоих Верных. Если придет кто-нибудь другой, мы будем стрелять. Если попробуете обмануть нас, будем стрелять. Война или мир — ваш выбор.
— Один вопрос, Шершень — почему вы воюете со всеми?
— Ты услышал все, что должен был услышать, — монолитовец повернулся и пошел к воротам. Я не ошибся: он действительно был вооружен немецкой штурмовой винтовкой, которая стоит туеву хучу бабла. Я сразу вспомнил рассказ Батюка о «Монолите», и мне стало как-то не по себе. Ой, втянул меня Бандура, земля ему пухом, в историю! Ой, серьезные это люди, и что-то совсем мне не хотелось, чтобы меня записали во враги «Монолита»…
Наверное, я бы еще долго пережевывал впечатления от разговора, но тут подошли Глыба и Дудник.
— Чего он хотел? — сразу осведомился Глыба.
— Всего так не расскажешь. Надо Добродию доложиться, немедленно.
— Вообще, как он тут оказался? — удивлялся Дудник. — Появился, мать его, как привидение, будто из земли вылез.
— Он через путепровод пришел, — сказал я.
— Один?
— Говорит, что один.
— Хренасе! — уверенно заявил Глыба. — В одиночку там не пройдешь. Сто пудов, с ним человек пять, а то и все десять. Дожили, мля, монолитовцы уже по нашей территории как дома разгуливают. Ладно, идем мужики, темнеет уже. До темноты как раз до вокзала доберемся. Чувствую, серьезные разборки предстоят.