И тут он понял, что на улице царит хаос и паника. Он услышал крики мужчин и женщин, пробирающихся в кромешной тьме, хватаясь за железные ограждения недавно разбитых садов. Окно было совершенно неразличимо, хотя от него до Блейка было всего три шага. Блейк отстранился от телескопа и осторожно пошел туда, где должно было находиться открытое окно. Темнота была такой густой, такой глубокой, что, казалось, душила Блейка. Ноги путались в длинном узком поясе от толстого красного халата, который он обычно носил поверх другой одежды, чтобы было теплее. Так выходило дешевле, чем тратиться на камин или грелку, но сейчас, в темноте, он жалел о своей бережливости и мечтал о самом тусклом отблеске пламени в камине.
Он с трудом добрался до окна. С улицы доносилось ржание лошадей, нервно переступающих ногами в грязи и иногда бьющих копытами по брусчатке. Далеко внизу, в свете газового фонаря у таверны, Блейк увидел перепуганных гуляк, высыпавших на улицу.
Люди впадали в безумие, и крики становились все громче и громче. То и дело слышались пистолетные выстрелы: это королевская гвардия стреляла наугад в темноту. Весь мир оказался на грани полного помешательства.
Внезапно яркая вспышка озарила небо. Далеко на востоке атмосферу прорезал луч белого света.
Похожий на молнию, он ослепил всех, кто смотрел в небеса. В Лондоне воцарилась тишина, все его жители замерли в ожидании. Блейку удалось добраться до телескопа. Он посмотрел на небо, и в эту минуту темноту прорезала еще одна вспышка, а потом еще и еще, все ярче и ярче.
В телескоп Блейк наконец увидел то, чего так ждал. Высоко, на северо-востоке неба, он заметил звезду, и это была необычная звезда — это был небесный дракон. Блейк отчетливо различал длинный белый хвост, полыхающий за яркой светящейся головой. Такой огромной кометы мир еще никогда не видел.
— Неужели это правда? — вслух сказал он и взволнованно потер лицо руками. — Нет, этого не может быть. Я ошибся, — произнес он твердо, как будто стараясь подбодрить себя, чтобы справиться с паникой, от которой сводило ноги. — Но ведь именно так и сказано в «Неморенсисе». К Земле приближается комета, — недоверчиво пробормотал он. — «Дракон возвращается домой!»
На востоке начало медленно вставать солнце. Было еще только четверть первого, но уже занималась заря. Блейк тихо хихикал и тряс головой. Паника за окном улеглась, люди, столпившиеся на улице, смотрели на небо. Ошеломленные гуляки из таверны обнимали друг друга грязными руками, они были счастливы, что землетрясение и небесная буря закончились. Не обращая никакого внимания на раненых и умирающих, они бурно радовались восходящему солнцу, которое ярко вырисовывалось на фоне бледнеющего неба.
Блейк с трудом себя сдерживал, ему ужасно хотелось закричать из окна всем собравшимся на улице о своем великом открытии. Он танцевал по комнате, топая ногами по голым половицам, размахивая подолом своего толстого красного халата, как легкомысленная героиня пантомимы. Он танцевал, он смеялся, он громко пел: «Полынь! Полынь! Полынь!» Кружа по комнате, он споткнулся, упал и, смеясь, начал кататься по полу, заматываясь в халат все сильнее и сильнее, и скоро стал похож на странную нашпигованную колбаску. В зеркале на потолке он видел свое отражение, на которое легли тени от свинцового оконного переплета. Ему хотелось смеяться, пока не лопнет, по щекам текли слезы, а в животе все тряслось и ревело от смеха, который отражался от каждой стены и затихал вдали, вылетая в открытое окно. Только он увидел комету, это была комета Блейка — вестник новой эпохи.
И вдруг Блейк заметил, что на улице воцарилась глубокая тишина. Люди перестали смотреть на небо и уставились на пустоши Хольборна и поля, окружавшие Линкольнз-инн. Вдалеке раздавался топот копыт, бьющих по земле и камням. Это приближались обезумевшие от страха лошади. Те лошади, что были на площади, тоже обезумели, как будто подчинившись какому-то неслышному зову. Они сбивали с ног всех, кто попадался им на дороге; один человек получил сильный удар копытом по спине и упал замертво.
Гул приближающихся лошадей эхом разнесся по Хольборну, и вот, с диким ржанием и храпом, животные помчались по улицам. Одни все еще тащили за собой то, что осталось от некогда прекрасных карет, в которые они были впряжены. Другие неслись без упряжи и оглоблей, — лягаясь и становясь на дыбы, они словно пытались избавиться от некой невидимой силы, которая хватала и кусала их за ноги. Безумный табун заполнил всю улицу и врезался в собравшуюся на полях Хольборна толпу — так кавалерийский полк, летящий в атаку, сметает все, что оказывается на его пути. Около ста лошадей ворвались на площадь — серые, вороные, гнедые; раньше это были добрые и смирные животные, но теперь, поддавшись безумному страху, они, как могли, старались спастись бегством.
Блейк выглянул из окна; он ничем не мог помочь собравшимся. Он закричал что-то толпе, но его слова потонули в громком шуме, и он в отчаянии ударил по карнизу кулаками. В одно мгновение табун поглотил всех, кто стоял на его пути. Жертвы не издавали ни звука, никто не просил о помощи, никто не успевал убежать. Ужасный вихрь оставил после себя лишь истерзанные человеческие тела, трупы, омываемые волнами живых существ. В живых остались только те, кто прижался к ограде, спрятался в дверном проеме или вовремя спрыгнул в подвал высокого дома из тех, что недавно возвели на площади. Там они тряслись от страха, как крысы, которых заперли в бочке.
Вскоре стало понятно, что так напугало лошадей. Преследуя лошадей, на площадь Блумсбери хлынула тысяча собак, которые, казалось, стекались сюда из многочисленных переулков и канав — из каждого уголка Лондона. Воздух наполнился лаем и рычанием. Подчиняясь непонятной силе, собаки кусали всех, кто был на их пути.
Невозможно даже представить себе ту невероятную панику, которая охватила людей на площади. Дети, пришедшие сюда, чтобы посмотреть на диковинное небо, кричали от ужаса — свора собак почуяла своих первых жертв. Люди разбегались, лезли на деревья, перепрыгивали через заборы или карабкались по каменной кладке зданий, чтобы собаки не смогли их схватить. Дворняги, холеные спаниели богатых хозяев, гончие с речных барж и изнеженные домашние собачки — все они мчались вместе, обуянные каким-то древним голодом.
Блейк увидел, как какой-то мальчик быстро бежит по площади Блумсбери, спасаясь от нескольких собак, которые преследовали его, лязгая зубами возле голых пяток. Ему было не больше двенадцати, босые ноги шлепали по грязи. Он бежал и громко кричал. На краю площади, справа, лежала беспомощная старушка. Ее окружила собачья стая, псы вцепились ей в ноги и руки и тянули в разные стороны, как тряпичную куклу. Мальчик добрался до дерева и потянулся к нижней ветке, изо всех сил стараясь ухватиться за нее; наконец это ему удалось, и он повис на ветке, поджав ноги, как раз в тот момент, когда огромная черная дворняга прыгнула к нему, обнажив клыки, готовая вонзить их в его плоть. На площади воцарился полный хаос. Разделившись на несколько небольших свор, собаки устремились за своими жертвами к Галлон-плейс и Коптик-стрит. Казалось, весь Лондон потонул в криках людей, которых раздирали на части.
Внезапно в дверь дома, где жил Блейк, громко и сильно застучали. Кто-то несколько раз поднял и опустил огромное дверное кольцо. Стук эхом разнесся по холлу, по винтовой лестнице и долетел до обсерватории. Блейк перегнулся через подоконник и посмотрел вниз. У его дома стоял Исаак Бонэм, его друг, тоже член Королевского общества. Он колотил в дверь и громко кричал, пытаясь стряхнуть маленькую коричневую гончую, которая вцепилась ему в ногу.
— Во имя Гермеса, Блейк, открой! — кричал он с болью в голосе. — Стреляй в нее, Блейк! Открой! Сделай же что-нибудь!
Тут ему удалось стряхнуть собаку, она ударилась о железное ограждение и заскулила. В этот момент на площадь медленно вышли три огромных мастифа. Они громко сопели, пытаясь отдышаться, их пасти были перепачканы свежей кровью. Псы посмотрели на Бонэма и даже с такого расстояния почуяли, что он боится. Понимая, что если он хочет спасти своего друга, то ему придется добраться до двери раньше, чем собаки успеют добраться до Бонэма, Блейк понесся по винтовой лестнице. Он бежал и бежал, поворот за поворотом, быстро преодолевая площадки, сердце громко стучало у него в груди.