Все качается. Так плохо… боль. Болезнь. Наверное, это она и есть — ни разу раньше не болела… да. Она просто больна. Пойти, спросить у тетушки — она поможет… только умыться сначала. Платье жалко, почти новое.
К воде… соль и горечь, упругая сила волны толкает в ладонь — разожми… отпусти. Выбрось.
О… боги.
Как она измазалась! Что на нее накатило?
Она приподнялась, села прямо на полосу прибоя, не обращая внимания на холод воды. С недоумением уставилась на по-прежнему зажатую в кулаке вещь — темный от времени смятый металл, когда-то бывший серебряным ожерельем тонкой работы — до странного легко оказалось представить, каким оно было, когда было целым…
И зеленоватый прозрачный кристалл, похожий на льдинку, заманчиво мерцающий… резко отвернувшись, она так и не смогла заставить себя разжать руку. Стараясь не смотреть, песком оттерла грязь, после, как смогла, привела себя в порядок.
«Скажу тетушке, что сорвалась с тропы».
А после, точно вспомнив о чем-то, снова взглянула на свою находку, по-прежнему зажатую в кулаке.
Толкнуло в виски, тесным обручем легло на лоб… качнулся мир, на миг меняясь — не берег моря, подножие черных скал, три стройных башни… и тут же — другие горы, снежная равнина, лёд и звездный свет…
Придя в себя, она обнаружила, что сидит, прижимая ко лбу кулак с зажатым камнем. Плохо… надо рассказать тетушке…
Нет.
Почему? Она почувствовала себя сбитой с толку.
Нельзя. Враги…
Кто? Тетушка?
Швырнуло виденьями — точно листьями в лицо. Лица-лица-лица, знакомые, но чужие, тетушка, дедушка, бабушка Дайгрет, госпожа Айвиэль — печать гнева, мертвящий свет — Зло должно быть уничтожено…
Нет, это невыносимо… не думать, не думать, не думать об этом.
Надо вернуться. Надо домой. Это бред, такое бывает у людей. Она просто заболела… она…
Она задохнулась, внезапно поняв, что забыла свое имя.
========== Часть 8 ==========
— Что с тобой, дитя? — мягко обращается к ней высокий златоволосый эльда. Ваниа — подсказывает память.
— Ничего страшного, светлый господин, — бормочет она. — Я споткнулась на тропе и только немного ушиблась.
— Правда? Ты выглядишь… плохо, — ваниа действительно встревожен, а еще — очень молод, внезапно понимает она. Он взволнован так по-детски, будто боится совершить ошибку, оказавшись среди взрослых.
«И вот его ты считаешь врагом?» — мысленно спрашивает она у самой себя, вновь получая в ответ видение строя закованных в серебряную броню прекрасных и безжалостных рыцарей Валинора.
— Досадно, что испачкала платье. Все хорошо, правда, — она улыбается, досадуя на то, что решила все же вернуться. Тетушка и ее гости могут проявить слишком утомительное любопытство. Следовало бы пройтись по берегу до Кипящих Ключей, там можно было бы постирать одежду и переночевать… так нет же. Служители Единого по соседству — ужас, кошмар…
Кошмар.
«Не надо…» — мысленно шепчет она. Кошмар дышит в спину соленым запахом свежей крови, слепит отблесками огня…
Не надо сейчас.
В доме ей выделена малая клетушка — лавка для сна и большой короб для вещей и одежды. Там можно было обмыться над лоханью и припрятать грязное платье, пока не выдастся время его постирать.
Она пыталась успокоиться, повторяя привычные действия: обтерла грязь, расчесала и переплела волосы. И прилегла на лавку — просто отдохнуть, всего на миг прикрыть уставшие глаза… и вновь, словно в полынью, провалилась в чужую память. Память, которой было слишком много, чтобы десятилетняя девочка могла остаться собой.
Но и остаться прежней она не могла. Она, пережившая собственную смерть и гибель всего, что было ей дорого, не могла остаться такой, какой была Ахтэнэ, какой была Элхэ…
Она знала, что изменилась. Но это не волновало ее — так же, как девочку Литиэль не интересовали игры и чаянья детей из деревни у моря. Она лежала, прикрыв глаза, отстраненно размышляя о том, что же ей теперь делать. Как жить — здесь, в племени врагов своего народа, как улыбаться, слушая их предания и песни, как соглашаться, когда того, кого она любила, называют Морготом, когда…
Невидящий взгляд уперся в окошко, прикрытое старой, выцветшей занавесью. Как во сне, она поднялась, подошла и расправила ткань, узнавая очертания…
Хэлгор.
Чья рука владела этой иглой? Чья память запечатлела кусочек дома? Мать ее матери — кем была она, выжившая, но утратившая себя, ставшая женой того, кто, возможно, убивал ее близких, ее родичей и друзей? Словно повторение судьбы Тайли, своей любовью к мужу и сыну обреченной на плен в чертогах Мандос… говорят, она теперь ткёт гобелены вместе с валиэ Вайре…
Как — жить…
Как — не умереть.
Тайли, пытавшаяся, но не смогшая убежать. Незнакомая женщина, сестра, легко оставившая мир, уйдя в Эа… может и ей последовать этим путем? Так легко — лишь найти в запасах наставницы сонный корень… уснуть и проснуться в новой жизни… в Эндорэ, там, где ушедшие из Аст Ахэ строят новую жизнь, где Гортхауэр, где братья и сестры по клятве, которых она предала… неспроста же воды моря принесли к ней давно утерянный дар Учителя — символ ее Пути…
Она отыщет их. Она сумеет помириться с Аллуа. Она…
С тихим стоном она приникает к стене, вцепляясь в темную ткань, взором души пытаясь увидеть Путь… но лишь только волны колеблются за стенами век — зеленые, темные волны…
***
— Все стало хуже, — заметила Морэндис. — В чем дело? Она словно спит наяву, как ее бабка перед смертью.
— К Единому в гости собирается, — проворчала Дайгрет. — Прав был Дагмор, не будет толка.
— Умрет? — тихо ахнул один из ваниар. — Такая маленькая…
— Порча, — вздохнула Айвиэль. — Жизнь не удерживается в таких, как она. Не знаю, кто справился бы — я мастер в исцелении тела, но не души. Те же, кто мог бы помочь — далеко, и пока их отыщешь, да пока они сюда доберутся… обычно, все кончается за пару месяцев. Зря вы пришли сюда, дети.
— Не зря, — хмуро возразил другой из ваниар. — Нам надо было… увидеть. Чтоб знать, что мы не зря сунулись в тот ужас…
Третий эльда съежился, опустив голову. Он чувствовал искажение мира острее своих друзей — может быть, потому, что его отец… ну, об этом было не принято говорить… он был не совсем эльда. Когда-то его захватил Моргот, но Валар его спасли и вылечили. Только все равно ему иногда становилось плохо, так плохо, что это чувствовал его сын, и страшно подумать, каково приходилось маме. Тогда юный ваниа со всех ног бежал в Лориэн, и звал владыку Ирмо, и тот исцелял отца, но прошлый раз… он чуть не опоздал. Папа казался совсем здоровым, и он решил, что тревога внутри и странный блеск глаз — это просто мнительность… и отец чуть не умер. Именно от того, о чем говорила госпожа Айвиэль — жизнь вытекала из него, словно кровь из раны. Хорошо, что мать поддержала, пока сын бежал к Целителям…
Потому он и пошел на войну. Из-за отца — и чтобы ни с кем больше такого не случалось…
Поэтому он не мог смириться с тем, что происходило с этой девочкой. Людям и так отмерен короткий срок, а тех, кто давал клятву Морготу, спасти было невозможно, но она не давала клятвы! Она просто потомок той, кто служил врагу, причем — вряд ли по доброй воле, раз уж та женщина смогла ступить на благую землю Андор!..
…Он не мог этого оставить. Выскользнув из-за стола, эльда ушел на двор, уже укрытый ночью — только узкая, как спица, полоса золотого света пролегла по утоптанной земле из дверей до приоткрытой калитки, у которой стояла девочка, тонкая, как тронутая инеем травинка, кажущаяся почти невесомой… и на мгновение он увидел: как легкая фэа, подобно пушинке одуванчика, плавно взлетает, возносится к звездам в молочной пене облаков… а роа оседает на серебристую траву, точно отброшенная шаль.
— Эй!
Она обернулась. Худенькое личико, огромные глаза и тень, которую он чувствовал, словно тошноту. Как тогда, у стен Ангамандо, глядя в бесстрастные, бледные лица врагов — мутилось в голове, было дурно и плохо… сначала. Потом — просто тяжело. Так он запомнил войну — неизъяснимой тяжестью, легшей на плечи…