— Да, — вновь соглашается она. Ее не особенно интересует то, о чем говорит эта женщина — какой-то мир, который они создают… какие-то мелкие интриги ради власти… она даже не особо внимательно слушает воодушевленное чириканье — ах, как изящно, какие волосы, жаль будет прятать, но этот локон можно выпустить, и как жаль, что не носишь сережек — вот эти, с изумрудами, они бы так украсили тебя! Может, колечко? Браслет? Нет-нет, его закроют рукава… медальон, ожерелье? Ах, столько всего, и не выбрать… взгляни, деточка, быть может, что-нибудь приглянется тебе?
Распахнутый сундук полон тяжелого, жирного, желтого блеска. Золото, излюбленное нолдор, грани рубинов и изумрудов, сапфиры, гранаты, острые углы алмазов… алмазов…
Рука ее — как когда-то давно — сама собою скользит вперед, зарываясь в ворох колкого металла, как в разворошенные рыбьи потроха. И она уже знает, что отыщет здесь то, что близко ее сердцу, как тогда, когда море принесло ей знак от Учителя…
— О! Какая интересная вещь!
Да, она и впрямь интересная…
Это не серебро — иной металл, почти-что белый. Мифрил, эльфийская сталь… цепочка крепится к стрельчатым граням, начинающимся у ключиц; их девять, и каждая пластина украшена звездой из граненых алмазов. А в середине — резной узор, орел, сражающийся со змеей.
— Нолдор — дивные мастера, — говорит Нарбелет, проворно выхватывая ожерелье из ее руки, и пристраивая на грудь. — Так огранить камни…
Она усмехается, опуская глаза. Ну конечно, кому бы еще гранить камни… да еще вправлять их не в золото, а в оружейный металл…
«О, Эа, о Тьма… поддержи, сохрани его на пути!»
— Так тебе нравится? Строгая вещь, словно бы и не для девушки, впрочем, ты придешь во дворец, как послушница Храма, тебе такое будет в самый раз… орел, сражающийся со змеей… красивый символ! Бери себе — дарю!
— Дарите? Правда?
— О, разумеется! Вижу, тебе понравилось, и… признаться честно, украшения из мифрила не то чтобы в цене… сама понимаешь, из него чаще делают броню и оружие. Но нельзя отрицать, что работа весьма хороша! И приличествует твоему положению — ведь ты тоже будущий воин, только сражаться будешь с ранами, болезнями, с людской глупостью, с дурными идеями… — она осекается, морщится, точно припомнив нечто неприятное. — Да. Это в самый раз для тебя.
— Благодарю вас, госпожа…
— Ну, ну, голубушка, мне ведь это ничего не стоило… да, еще нам надо будет подобрать тебе туфельки… без каблуков — ты ведь не будешь танцевать?
— Спасибо, — говорит она, испытывая искреннюю благодарность.
***
Прекрасен праздник во дворце светлого Короля, Элроса Тар-Миньятура! С самого утра — веселый смех птичьим щебетом звенит под высокими сводами, пробуют голос лютни и флейты, разносятся над садом переливы Королевы Музыки — большой арфы… плывут из дворцовых кухонь зазывные ароматы — печеное мясо, сладкие пироги, вареные в меду орехи и яблоки…
А гости? О, прелесть и изящество юных дев не уступит и бессмертной красоте эльдиэ, а благородные юноши в расшитых туниках, все, как на подбор, подобны юным принцам! Смеются, перемигиваются, перешучиваются, иногда втайне перебрасываясь цветами с приколотыми записочками… женщины и мужчины постарше, не скрывая улыбок, глядят на эти забавы. Иногда кто-нибудь мягко одернет расшумевшуюся молодежь — впрочем, строгости в голосе нет, и ненадолго притихнув, шутки и смех возвращаются вновь.
— Подумать только, — скрипуче повествует какой-то старик, в знак славного прошлого надевший нагрудник, украшенный затейливым золотым узором; вокруг него стайка мальчишек, с горящими глазами слушающих старого воина. — Думал ли я полвека назад, что в нынешние годы жить буду, как эльфийский витязь? Ведь бывало — лежишь мордой в грязь, а мимо орки топают — только о том и думаешь, как бы сдохнуть так, чтоб свои честно похоронили, а не твари эти сожрали… а уж о таком, — он широко обводит рукой вокруг, — Я и помыслить не мог!
А вот и сам король выходит к своим подданным. Он великолепен! На нем белый плащ, и камзол, подобный одеждам наугрим, расшитый крохотными золотыми листочками по плотному шелку цвета темной зелени. И драгоценный крылатый венец сияет на золотых кудрях — но ярче сияет радостная улыбка.
“Радуйтесь, люди Эленны!”
“Радуемся, государь!”
Король улыбается, кивая друзьям, раскланиваясь с девами, вежливо приветствуя почтенных мужей и жен. Он словно светильник, окруженный пестрыми бабочками — лишь немногие предпочитают оставаться в отдалении, наблюдая… немногие, похожие на бледных ночных мотыльков.
Здесь госпожа Нарбелет, и госпожа Гвайтрен, и женщины из Храма — Дарнис и Велет, и старый Дагмор, опирающийся на посох… нет только Морэндис — ее заменяет юная ученица, несколько рассеянная и нелюдимая, но очевидно неглупая девица. Она почтительно кланяется наставникам, дружелюбно приветствует сестер-учениц, но к общению не стремится, и довольно скоро о ней забывают. У всех здесь есть, о чем поговорить — к примеру, о том, что Король еще не женат, а ко двору прибыло столько очаровательных юных дев… как знать, не останется ли какая-нибудь из них в королевских покоях на ночь?
— Почитать стихи, — бросает возникшая и тут же скрывшаяся в толпе дева в серых одеждах. Но ее слова слышат и восторженно подхватывают — да-да, разумеется, почитать стихи! А как же? Будто бы можно заподозрить в неприличиях нашего светлого короля!
Праздник идет своим чередом. Гости гуляют по дворцу, любуясь высокими залами, мозаиками и витражами.
— И это наше, людское! — восклицает старик в золоченном нагруднике. — Нашими руками, для нас…
По его загорелой щеке катится слеза, и дети, по-прежнему окружающие его, оглядываются с новым чувством, словно им открылось что-то древнее, тревожное…
А легкая серая тень незамеченной скользит меж благородных господ. Ее голова немного склонена, и тень от платка скрывает лицо — лишь только мифрильное ожерелье изредка блеснет в лучах солнца, падающих из высоких окон… кажется, она просто гуляет, любуясь праздником — но ее взгляд внимателен и холоден, она глядит, словно орел, выслеживающий добычу…
К вечеру из подвалов выносят вино, и мед, и ягодные настойки. Праздник плавно перемещается на площадь, где Белое Древо цветет, серебрясь в свете факелов — и под ним, под цветами, словно бы вырезанными из хрусталя, сегодня поют менестрели… поют о славных деяниях, о победах — восхваляют благого короля, и эльдар — Старших братьев, и Валар — богов и хранителей Звездной Земли…
И под музыку кружатся в танце девы и юноши, и сам король иногда присоединяется к танцующим, и его встречают восторгом…
Но вот отгорел закат. Погасла даже алая полоса у горизонта — и ладья Тилиона вышла в небесное море… танцы прекратились — подустали танцоры, да и темно — в неверном свете факелов легко споткнуться. Люди неспешно рассаживаются за столы, на которых уже ждет угощение — печеное мясо, сладкие пироги, вареные в меду орехи и яблоки… и конечно же, чаши с вином, и медом, и крепкими настойками… под переливы струн неспешно текут разговоры — все утомились, а многие и удалились — госпожа Нарбелет, и госпожа Гвайтрен, и женщины из Храма — Дарнис и Велет, и старый Дагмор. Еще до заката они поглядели на праздник, успели потанцевать, утомиться, договориться о делах и выпить вина — и покинули площадь, оставив юную ученицу Морэндис, удостоверившись, что она вполне освоилась в толпе благородных господ.
Она садится на лавку в тени, утомленно вытянув ноги, и берет себе чашу с вином. Вкус его приторно-сладок, но крепок — и она чувствует, как мягко охватив голову, хмель уносит остатки тревог и сомнений.
Все будет хорошо. Иначе и быть не может…
И в этот миг уверенности и покоя она слышит чей-то голос: