— Остров! — Дайгрет хохотнула, — А свет Амана и мглу на востоке, в Эндорэ, не хочешь? Говорит, что видит, и все в восторге, и сам он больше всех. Так, чего доброго, до бесед с Всеотцом дойдет дело.
— Ох, матушка, на что ты намекаешь?
— Нет, не на то, о чем ты подумала, дочь. Люди, охваченные восторгом и молитвенным вдохновением, порой видят и слышат нечто, недоступное прочим, и это не значит, что рассудок их слаб. Особенно, если люди эти обладают особыми силами, дарованными кровью и благословением Всеотца, — Дайгрет священным жестом коснулась лба, губ и груди. — Что ты хочешь сказать, светлая госпожа? — спросила она, поймав взгляд эльфийки.
— Хочу спросить о твоей крови, — Айвиэль отвела глаза. — О твоем прошлом и о вере в Единого. Прости, если мой вопрос неприятен, и если не хочешь, не отвечай.
— Отчего ж неприятен? — старуха усмехнулась. — В моей крови нет моей вины. Быть потомком орка лучше, чем быть потомком предателя, вот что я скажу. Изначальная порча не ставится в вину таким, как мы, напротив — когда полуорки совершают преступления, это никого не удивляет, а когда мы становимся достойными и благородными людьми, нас уважают больше, ибо нам гораздо труднее не идти в поводу темных страстей.
— Я мало знаю об этом.
— Так это дело такое, о каком, прости, с эльфийской девой запросто не поговоришь — стыд мешает. Не знаю я среди нашего народа женщин, что добровольно и с радостью, а не от нужды, рожали бы от орков. Моя собственная мать была продана на север плоскомордыми вастаками, была в услужении в Ангамандо, видела Черного и его сына, после пыталась бежать и попала к оркам. Она была сильна и красива, так, что один из вождей взял ее в жены, а будучи в тягости, особенно не побегаешь, да еще по горам. Сыновья ее, мои старшие братья — гибли в войне, дочери тоже не зажились на свете — с малых лет они были отправлены в Ангамандо, стали ученицами Черного и были убиты эльфами. Меня, младшую, она сумела отстоять от отца и воспитать в гордости Народа Беора, а не в вечной вине непонятно за что, свойственной слугам Моргота. С нами Отец наш, благой и милосердный! — Дайгрет подняла палец. — А после смерти матери я сбежала, чтобы не пропасть, как сестры, в ином разе-то выбор у меня был небогат: либо среди орков, либо среди морготовых слуг. Но я беоринка, а не вастакская шелупонь, так-то! И верность моя принадлежит Королю Элероссэ, а не этому подвальному сидельцу!
— Ты сильна духом, госпожа Дайгрет, — отметила Айвиэль. — Позволишь ли ты рассказать о тебе моим друзьям — эльдар с Эрессеа? Многие из них настороженно относятся к таким, как ты, пришедшим из-под Тени Севера.
— Ай, светлая госпожа, если хочешь — рассказывай, тайны в том нет. Впрочем, как по мне, и толка особого нет — скоро уж перемрут те, кто помнит Белерианд, и неважно станет, вышли они из-под Тени Севера, либо из-под сени эльфийских древ.
— Ты ошибаешься, матушка, — заметила Морэндис. — Те, кто приплыл сюда два десятка лет назад, не постарели ни на день, а старики окрепли и старость им не в тягость. И говорили эльдар, вестники Валар, что срок жизни людей увеличится…
— Так ведь не на тысячи лет! Век-другой, пусть даже пять веков — что это в сравненьи с бессмертием?
— Это знание и мудрость.
— Что ж, мудрости мне не жалко, — старуха отхлебнула квасу. — Я о другом. Скоро вести о Храме Отца разнесутся по всему острову. Люди потянутся в Арменелос, поглядеть, а потом и у себя захотят такое устроить — не великий Храм, так хоть малое святилище. Надо бы нам похлопотать, а, дочь? — Дайгрет подмигнула. — Будем зваться не просто какими-то лекарками и повитухами, а Служительницами Единого!
Морэндис встретилась с матерью взглядом.
Нет, то было не осанвэ — скорее глубинная связь матери и ребенка. Она знала, о чем думает мать — и мать знала ее мысли.
Когда-то такие, как Морэндис, нашли свое место в Народе Беора, получили уважение, искусно удерживаясь у края власти князей. Лечили людей, учили детей, давали советы, стремясь лишь к тому, чтоб власть их оставалась неявной. Таили свои таланты — лучше закрыть роток на замок, да плотно задвинуть ставни, да подлить мужу макового отвара, чтоб не углядел лишнего, чем оказаться обвиненной в колдовстве, порче и связи с Морготом. Свои вытащат, конечно, но слово — не грязь, прилипнет — запросто не отмоешь.
А Храм… дело новое, интересное. Тут можно без опаски и долгих уговоров зазывать к себе способных учениц, да не платить за них выкупа родне — можно еще устроить так, что сами поднесут дар Единому и детям — Служителям Его… корыстные мысли, да кто же не любит сладко есть и мягко спать? К тому же, работы своей они не бросят, просто полегче станет ее выполнять да тайному ремеслу учиться.
Шорох занавеси вырвал Морэндис из размышлений. Мать ее грузно развернулась на лавке и обратилась к показавшейся на пороге женщине:
— Здравствуй, красавица! А что это ты встала, едва родивши?
— Пить захотела, простите, почтенные. Да и не так уж тяжело мне, уже и кровь не идет. Можно спросить? — молодая женщина вошла в комнату, осторожно ступая.
— О чем?
— О… о Черном, — она медленно опустилась на лавку, взяла кувшин с квасом, протянутый Морэндис. — Вот говорите вы «Моргот», но по эльфийски это просто «черный враг», я этот язык немного знаю. Неужто его так и звали? Даже когда он еще в Небесном Доме Отца жил?
— Хо! Хороший вопрос! Ежу понятно, звали его иначе, сперва Алкар-Светоносный, после, когда боги в мир пришли, взял он себе имя с претензией: Мелькор, В-Мощи-Стоящий, либо, как его слуги мнили — «Возлюбивший Мир»…
Звук уроненного кувшина женщины почти не услышали — за стеной зашлась истошным криком новорожденная девочка.
========== Часть 4 ==========
Хоть теперь эдайн больше плавали на лодках вокруг острова, чем ездили на конях или ходили пешком, а в языке упрямо сохранялось прежнее обращение.
— Уходите, значит? — старый Хельмир стоял у мостков, глядя, как три женщины готовят лодку.
— Уходим, — Морэндис с улыбкой глянула на мужчину, — не на долго, почтенный. Коли поймаем ветер, за неделю вернемся.
— А внучка моя, стало быть, на хозяйстве осталась? Что людям сказать, можно ли к ней ходить али до смерти залечит?
— С чем попроще — можно, зелья из трав она варить научилась. А вот ежели перелом или тяжелая рана — может и не справиться. Так что вы уж поберегите себя.
— Побережемся, — хмыкнул старик. — А верно ли я слыхал, что в королевском городе будут храм Единого возводить?
— Верно, — отозвалась Дайгрет. — Вот за тем и идем, чтоб насчет малого святилища для нашей деревеньки похлопотать.
— Это дело хорошее, — деревенский староста улыбнулся, — Ну, доброго пути вам, почтенные, и тебе, светлая госпожа, — он поклонился эльфийке, сидящей на свернутом запасном парусе. — Давайте-ка я вам лодку подтолкну.
— Спасибо, почтенный! Храни вас боги, пока мы в пути!
Легкая лодка закачалась на волнах, ветер хлопнул парусом и повлек суденышко прочь от малой пристани, от скалистых берегов северного края — к гавани у Арменелос. Рыбаки, промышлявшие утром, махали им руками — в добрый путь!
Плыть на лодке, особенно, когда ветер попутный и течение нужное, не труд, а отдых — солнце согревало, но не жгло, пахло морской свежестью, и трем женщинам, казалось, не было иных забот, кроме, как сидеть, подставляя лица солнышку, да изредка окунаться в море, цепляясь за канат.
Но настроения в лодке царили вовсе не безмятежные.
— Когда девчонка подрастет, — задумчиво пробормотала Дайгрет, — Надо будет сводить ее на наш совет — послушать, что другие скажут. Что-то с ней сильно не так.