Это последнее полоснуло ножом: сколько же пришлось пережить добрейшему от природы существу, чтобы прийти к столь страшной категоричности. Ему, вчерашнему кумиру, многие уже не подавали при встрече руки. А может, он подразумевал под этим совсем другое?
Еще в одном письме домой находим такие строки: «…Знаю, что совесть не позволит мне что-нибудь с собой сделать. Я ведь не убийца».
Он будто убеждал, отговаривал себя.
Судьба все сделала за него сама.
В роковой день 29 марта 1989 года Александр словно предчувствовал торжественность момента – видевшие его утром запомнили, что одет был с иголочки: белая рубашка и кожаный финский плащ, какой ведущим игрокам посодействовали когда-то через базу (несколько дней спустя Наталья теребила администратора команды: «Михалыч, у него был плащ, вы его найдите…»). Как-то читая воспоминания о Пушкине, я натолкнулся на фразу, которую поэт твердил после дуэли: «Надо навести дома порядок».
В то утро Саша был трезв и говорил, что все теперь пойдет по-другому.
Вечером в ресторане гостиницы «Минск» администратор «Динамо» Леонид Василевский кормил судей Барышникова, Малярова и Кулиева, прибывших обслуживать завтрашний матч с «Памиром». Посетителей было немного, и возникновение элегантно одетого Прокопенко не могло остаться незамеченным. Прошли времена, когда музыканты играли при его появлении туш, но всем по-прежнему хотелось угостить знаменитость. Он, по обыкновению никого не обижая, переходил от столика к столику. Потом вышел из зала, направившись в сторону туалетов. Через минуту в зал вбежала испуганная официантка: «Прокопенко плохо!» Сотрудники и посетители окружили лежащего на полу Сашу плотным кольцом, в ожидании врачей кто-то делал искусственное дыхание, не будучи уверенным в его целесообразности. Прибывшей бригаде «скорой помощи» осталось констатировать смерть и накрыть тело простыней. Все произошло между 21 и 22 часами.
По сей день существуют две версии причины гибели футболиста (и, поговаривают, два медицинских заключения). Согласно первой, смерть наступила в результате асфиксии, как медики зовут удушение, – именно такой вариант получил широкую огласку. В этом случае для спасения требовалось просто выколотить из пострадавшего застрявший в горле кусок мяса или сделать трахеотомию (по-простому, прокол). По второй версии, у Прокопенко не выдержало сердце.
Впрочем, это уже не имело значения. Истинная причина вряд ли лежала в области физиологии. Когда рыбу выбрасывают на берег, она гибнет – то же случилось с Александром Прокопенко. Рожденный жить только в игре, он не имел роли и места в послефутбольной жизни.
После смерти мытарства великого футболиста не закончились. Родные решили хоронить Александра в Бобруйске, и это потребовало дополнительных организационных хлопот. На звонок в бобруйский спорткомитет по вопросу доставки тела из минского морга неизвестный на том конце провода ответил тирадой, заставившей Александра Горбылева, всякое видавшего старого офицера НКВД, остолбенеть: кто получил за него заслуженного тренера, тот пусть и забирает. Потом великому и беспутному сыну Бобруйска, провожать которого вышло все мужское население города, не отыскалось двух метров на закрывавшемся ввиду переполненности городском кладбище, место на котором требовалось «пробивать».
Упокоение его мятущаяся душа нашла на тихом погосте родительской деревни, добраться до которого можно по колдобинам гравийки, съехав на десятом километре минской трассы.
По крайней мере, здесь его не найдут случайные друзья.