— Тони? Он не умеет печь торты! — рассмеялась Тиша.
Рыжеусый Тони и вправду не отказался — мы с Тишей подружились с ним и часто по доброй воле помогали по хозяйству. В основном мы возились на кухне, когда у нас было время: пекли блинчики и булочки, крошили салаты и взбивали крем. Мастерица Тиша сшила три фартука — конечно же, розовых: для себя, для меня и для Тони, который, как ни странно, от него не отказался. Тиша подвязывала фартук смешно, на бантик под подбородком, и стояла у плиты, подставив под тоненькие ножки тяжелый устойчивый табурет.
Вершик Рик, белый, как сахар, в черной, как смола, шляпе, пришел вовремя, с двумя букетами гладиолусов. Не знаю, как он их дотащил: цветы были длинные, а Рик — маленький, и букет немного волочился по земле. Правда, к чести Рика, почти не помялся. Красные цветы Рик, просияв, вручил своей невесте, а оранжевые достались мне. Про госпожу Ирэну Рик не знал и для нее букета не припас. Да она, пожалуй, все равно бы его не взяла — так злобно Ирэна зыркнула в сторону нашей необычной компании. Ирэна немедленно исчезла — наверное, писать новый донос господину Маргену. Выйти к чаю она наотрез отказалась, хотя по всему дворцу разносился потрясающий аромат свежей выпечки и жженого сахара — мы с Тишей и Тони слегка переборщили с карамелью.
Я даже немного пожалела эту сухую, нервную, тощую и изможденную женщину. Нелегко жить в постоянной злобе и раздражении! А еще она была, пожалуй, единственным человеком во всем мире, всей душой преданным господину Маргену. Кажется, она искренне за него переживала, несколько раз ездила навещать в королевский госпиталь и всегда возвращалась с таким видом, будто готова расцарапать мне лицо. В выражениях Ирэна давно не стеснялась. Потрясая сухоньким кулачком, она вываливала на меня обломки дикой ненависти:
— Всё из-за вас, иноземка, все из-за вас! — шипела она. — Рана господина Маргена заживает плохо, ведь он уже немолодой человек! Он перенес операцию и теперь в хирургии, он страдает от жутких болей, мучается, и в его несчастье виноваты только вы! Вы! Господин Эдвин тоже виноват, и он еще получит по заслугам! Разве трехмесячная ссылка — это наказание?! Нет, это курорт! Я буду хлопотать у королевы, чтобы она… чтобы она приказала отрубить ему голову! Плаха и топор — вот чего заслуживает этот негодяй! Плаха и топор! Да и вы, как по мне, заслуживате того же!
Когда Ирэна злобно выкрикивала фразы про топор и плаху, всякое сочувствие к ней мгновенно исчезало. Я даже не пыталась возражать и спорить. Ссориться с такими людьми — все равно что пытаться собрать воедино разлетевшиеся парашютики одуванчика, — совершенно бессмысленное занятие. Я уходила в рабочий зал, или к мастерам, которые суетились то там, то здесь, или к господину Якову — рассудительному и спокойному человеку.
Глава 34. Останься, девочка
Когда выпадала редкая свободная минутка, я приходила в большой зал, где находилась мозаика с девушкой, похожей на меня, словно родная сестра. Искусную мозаику я уже восстановила — помогла волшебная кисть, и картина была такой яркой и лучезарной, что она согревала мне сердце. Я садилась на каменный выступ возле огромной мозаики, смотрела то на красавицу, искусно выложенную из кусочков смальты, то на прекрасный горный пейзаж. Иногда я поглядывала на огонь, разгорающийся в расположенном неподалеку камине, и вспоминала, как мы с Эдвином впервые здесь поцеловались.
Лето уже кончилось, наступила промозглая осень, и дворецкий Тони, который стал относиться ко мне чуть ли не отеческим теплом, заботился о том, чтобы я всегда была согрета. А господин Яков посоветовал хороших трубочистов. После их дружной работы в наших каминах всегда весело светился огонь.
Я всегда была занята делами, работа спорилась и скучать было некогда. Но я все равно ежеминутно тосковала по Эдвину. Когда становилось совсем невмоготу, я, накинув теплое пальто и надев фетровую шляпку, выходила на улицу и долго бродила по берегу озера, глядя на его спокойную голубую гладь.
Я наслаждалась видами озера и Сапфировыми вершинами, сияющими вдали, и чувствовала, что эта земля, которая когда-то показалась мне такой чужой и отвратительно негостеприимной, постепенно становится моей. Мне стали дороги и Лазурное озеро, и синие горы. Даже дворец, на который рабочие уже возвели (не без небольшой помощи архитектурной магии!) превосходный хрустальный купол, перестал вызывать неприязнь. Конечно, это происходило потому, что господин Марген здесь больше не появлялся. А на противную Ирэну я вовсе перестала обращать внимание.