Один, еще не сменившийся с дежурства, вытянулся по стойке смирно, когда Эндриксон завернул за угол в последний защищенный переход. Увидев, что посетитель не был его непосредственным начальником – господином, носившим свое раздражение, как и свое нижнее белье, поверх брюк, – хорошо вооруженный охранник расслабился. Эндриксон, знал он, был другом всем.
– Здравствуйте… Дэвис, – медленно произнес босс.
Дэвис отдал честь, а затем внимательно изучил шефа, обеспокоенный его внешним видом.
– Добрый вечер, сэр. Вы уверены, что чувствуете себя хорошо?
– Да, спасибо, Дэвис, – ответил Эндриксон, – у меня в последнюю минуту возникла одна мысль… Это ненадолго. – Он глядел на какой-то светящийся предмет неправильной формы, который держал в ладони. – Не хочешь ли посмотреть мое удостоверение личности?
Охранник улыбнулся, осмотрел необходимую полоску обработанного пластика и пропустил Эндриксона в камеру, за которой находилась мастерская, огромная пещера, дополнительно расширенная точным инженерным расчетом и необходимостью. Это было сердце Завода.
Уверенной походкой Эндриксон спустился по лестнице на опечатанный этаж увеличенной пещеры, проходя мимо громадных машин, длинных верстаков, и величественных сооружений из металла и других материалов. Мастерская была сейчас пустынна. Она останется такой до тех пор, пока не явится, пять часов спустя, утренняя смена.
Пройдя треть этажа, он остановился перед внушительной дверью из серовато-коричневого металла, единственным разрывом в сплошной стене из того же материала, что отгораживал просторную часть пещеры. Пользуясь свободной рукой и в то же время по-прежнему уставясь на предмет в другой руке, он вынул кольцо с несколькими металлическими цилиндриками. Он выбрал цилиндрик, прижал большой палец к выемке на его конце, а затем вставил другой конец в дырочку на двери и толкнул его вперед. Механизм двери произвел и поглотил сложную серию излучений. Они вынесли суждение о цилиндрике и о державшей его личности.
Удостоверившись, что цилиндрик закодирован как надо и что его владелец находится в устойчивом психологическом состоянии, дверь пропела тихое согласие и утонула в полу. Эндриксон прошел, и дверь, заметив его прохождение, снова поднялась, закрыв щель позади него.
Впереди обрисовалось не совсем законченное устройство, почти заполнявшее собой эту часть пещеры. Оно было окружено внимательной армией приборов: следящими устройствами, отдыхающими инструментами, контрольными пультами и бесконечными пробирками с разнообразными компонентами.
Эндриксон игнорировал этот знакомый коллаж, и целеустремленно направился к единственному черному пульту.
Он задумчиво посмотрел на его переключатели и датчики, а затем воспользовался еще одним из цилиндриков на кольце, для того чтобы вернуть пульт к жизни. Лампочки послушно вспыхнули, а датчики зарегистрировали для него величины.
Над ним вырисовывалась огромная масса незаконченного КК-двигателя звездолета. Окончательное завершение будет и должно быть только в свободном космосе, поскольку активированное позигравитационное поле двигателя, взаимодействуя с гравитационным полем планеты, произвело бы серию землетрясений и тектонических смещений в масштабах катаклизма.
Но этот факт Эндриксона в данный момент не волновал. Им овладела куда более интригующая мысль. Достаточно ли завершен двигатель, чтобы функционировать? Ему хотелось знать. Почему бы не получить интересные факты из первых рук…
Он взглянул на красоту в своей ладони, затем воспользовался вторым цилиндриком, чтобы отпереть плотно запечатанную коробку на одном конце черного пульта. Под кожухом коробки находилось несколько кнопок, сплошь покрытых ярко-красной эмалью. Эндриксон услышал, как где-то визгливо взвыл клаксон, но сигнал тревоги умолк, когда он включил кнопки в правильном порядке. Он предвкушал огромное удовольствие. С активацией переключателей жидкого состояния по монолиту из стекла, пластика и металла начали растекаться команды. Далеко за противоположной стороной двери Эндриксон слышал крики и топот бегущих людей. В то же время была активирована термоядерная искра, и Эндриксон увидел полное зацепление, зарегистрированное на надлежащих мониторах.
Он удовлетворенно кивнул. Замкнулись последние реле, связавшие с механизмом встроенный в двигатель компьютерный мозг. На короткую секунду поле Курита-Кита обрело существование. В голове Эндриксона на миг мелькнула мысль, что такое никогда не следует делать иначе как в глубине свободного космоса.
Но последние мысли он посвятил изысканной красоте и странным словам, заключенным в предмете, который он держал в руке…
Будь двигатель закончен, могла бы произойти крупная катастрофа. Но он не был завершен, и поэтому поле быстро распалось, не способное поддержать само себя и распространиться до своего полного, двигательного диаметра.
Поэтому, хотя в шестистах километрах, в центре Вальпараисо, вылетели окна, опрокинулось несколько старых зданий и треснула древняя колокольня церкви Санта Авила де Севиль, лишь немногие вещи в непосредственной близости претерпели сколько-нибудь значительные изменения.
Однако Эндриксон, Завод и близлежащая технологическая община Санта Роза де Кригтобаль (населением 3200 человек) исчезли.
Гору высотой в 1352 метра, у подножия которой поднялся городок и в недрах которой был высечен Завод, сменил окруженный расплавленным стеклом кратер глубиной в 1200 метров.
Поскольку логика настаивала, что это событие не могло быть ничем иным, помимо несчастного случая, именно так и постановили специалисты, вызванные найти объяснение, специалисты, не имевшие доступа к той самой красоте, которая так совершенно ослепила ныне испарившегося Эндриксона…
Флинкс моргнул, пробуждаясь от тантализирующей красоты янусского кристалла. Он продолжал пульсировать своим ровным, естественным желтым люминесцентным светом.
– Вы видели когда-нибудь прежде такой камень? – спросил Чаллис.
– Нет, хотя я слышал о них. Я достаточно знаю, чтобы узнать его.
Чаллис, должно быть, коснулся какой-то скрытой кнопки, потому что на краю стола обрел жизнь свет низкой интенсивности. Пошарив во встроенном в стол ящике, коммерсант достал небольшой предмет, напоминавший абстрактную деревянную скульптуру птицы в полете, с опущенными крыльями. Он был сработан так, чтобы налезать на человеческую голову. Гладкие в целом очертания прибора нарушали только несколько видимых проводов и модулей.
– Вы знаете, что это такое? – осведомился коммерсант.
Флинкс признался, что не знает.
– Это шлем оператора, – медленно объяснил Чаллис, помещая его на свои жесткие волосы. – Шлем и заключенные в этом столе механизмы транскрибируют человеческие мысли и передают их в кристалл. У камня есть определенное свойство.
Чаллис произнес "свойство" с таким благоговением, какое большинство людей приберегают для описания своих богов или возлюбленных.
Коммерсант прекратил возиться с невидимыми кнопками и со шлемом. Он сложил руки перед своим сжатым брюхом и уставился на кристалл.
– Сейчас я кое на чем сосредоточусь, – тихо сказал он своему очарованному слушателю. – Это требует небольшой тренировки, хотя некоторые могут обойтись и без нее.
Пока Флинкс увлеченно следил, частицы в центре кристалла начали перестраиваться. Их движение перестало быть хаотичным, и было ясно, что направляли эту переаранжировку мысли Чаллиса. Здесь было нечто, о чем ходили слухи, но что имели честь видеть немногие только очень богатые люди.
– Чем больше кристалл, – продолжал Чаллис, явно напрягаясь, – тем больше цветов присутствует в коллоиде и тем ценнее камень. Общим правилом является только один цвет. Этот камень содержит два и является одним из самых больших и прекрасных, что существуют, хотя даже маленькие камни – редкость.