Затем в истории физической науки произошло важное событие, так как теория разделилась на две ветви. Некоторые рассматривали теорию лишь как средство для манипулирования внешним миром, другие — как окно с видом на глубочайшую реальность микрокосмоса. Что это означало на самом деле?
Если ненадолго вернуться к матричной механике Гейзенберга, где различные атрибуты субатомной частицы (такой как электрон) моделируются рядом матриц, то вопрос о реальности выходит на первый план. Любая частица квантового вещества не обладает изначально присущими ей атрибутами. Эти атрибуты называются динамическими, так как они подвержены изменениям. В качестве примера можно привести положение частицы в пространстве или момент ее движения. Эти атрибуты как будто «возникают в самом контексте измерения»[220], т. е. в силу простого акта их наблюдения. Возникает очевидный вопрос: если они создаются в силу наблюдения или в какой-либо степени подвержены влиянию наблюдателя, то в чем заключается реальность квантового вещества? Реально ли оно само по себе или же его наблюдение, так сказать, создает реальность?
Математик Джон фон Ньюман, о котором мы еще неоднократно упомянем, поставил этот вопрос в своем знаменитом «доказательстве»:
Фон Ньюман доказал, что если вы предполагаете, что электроны являются обычными объектами или состоят из обычных объектов, в сущности, с изначально присущими им динамическими атрибутами, то поведение этих объектов должно противоречить предсказаниям квантовой теории… Таким образом, согласно квантовой «Библии», электроны не могут являться обычными объектами и не могут состоять из ранее не наблюдаемых обычных объектов. Опираясь лишь на математическую форму, фон Ньюман доказал, что квантовая теория несовместима с реальным существованием объектов, обладающих изначальными атрибутами[221].
Но почти сразу же после того, как фон Ньюман доказал это, физик Дэвид Бём доказал обратное.
Бём сконструировал модель электрона, обладающего изначальными динамическими атрибутами, соответствовавшую предсказаниям квантовой теории. Он сделал это, соединив электрон с новым полем, которое он назвал пилотной волной, «наблюдаемой лишь косвенно, через ее воздействие на электрон. В модели Бёма квантовое вещество не является единой субстанцией, сочетающей волновые и материальные свойства, но представляет собой две отдельных сущности, реальная волна плюс реальная частица»[222].
В этой модели есть только одна проблема, вытекающая из предпосылки о постоянстве скорости света как верхней границы для любого ускорения. Для того чтобы теория Бёма работала, «каждый раз, когда где-либо что-то меняется, пилотная волна мгновенно сообщает электрону об этом изменении, что обуславливает передачу информации на сверхсветовой скорости. Тот факт, что сверхсветовые сигналы запрещены специальной теорией относительности Эйнштейна, веско свидетельствует против модели Бёма, но он так и не смог избавиться от этого неприятного обстоятельства»[223]. Разумеется, это обстоятельство можно назвать неприятным лишь в том случае, если полностью игнорировать ротационный вариант эксперимента Майкельсона-Морли, предложенный Саньяком.
Модель Бёма привела к еще одному революционному сдвигу парадигм в теоретической физике XX века — к созданию теоремы Белла о нелокальной взаимосвязи. Джон Стюарт Белл был ирландским физиком, который в 1964 году работал на ускорителе элементарных частиц в Женеве. Именно в этом году он взял академический отпуск и решил изучить проблему квантовой реальности.
Сначала Белл задался вопросом: как Бём смог создать модель электрона для обычной реальности, когда фон Ньюман доказал, что никто не сможет этого сделать? Модель Бёма выполняла поставленную задачу: она воспроизводила результаты квантовой теории, пользуясь реальностью, состоящей только из обычных объектов. Значит, ошибка должна была заключаться не в модели Бёма, а в доказательстве фон Ньюмана.
…Изучая доказательство фон Ньюмана, Белл размышлял о том, можно ли найти действительно железный аргумент, который установил бы жесткие ограничения для моделей реальности, стоящих за квантовыми фактами.
…На основе квантовой теории и математического анализа Белл смог показать, что любая модель реальности — обычной или контекстной — должна быть нелокальной. В локальной реальности ничто не может двигаться быстрее света. Теорема Белла гласит, что в любой реальности такого рода информация передается недостаточно быстро для того, чтобы объяснить квантовые факты; следовательно, реальность должна быть нелокальной.