— Как ваша рана? Сможете продолжать подъем?
Она свирепо сверкнула глазами.
— Естественно смогу! Я уже сказала вам, я не слабосильная девчонка, а Свободная Амазонка!!!
Она отшвырнула одеяло, которое кто-то накинул ей на ноги. Ее губы слегка сжались, но широкий шаг был устойчив, когда она подошла к огню и налила еще супа.
Мы свернули лагерь в считанные минуты. Самки Следопытов подхватили почти все, что можно было легко унести, и не было смысла разбирать палатку — они вернутся и отыщут ее. А если мы вернемся в сопровождении Следопытов, у нас эти проблемы отпадут.
Я приказал своим людям оставить все, кроме самого легкого и проверил каждый из оставшихся рюкзаков. Запас провизии на ночь, (мы израсходуем его уже в ущелье) несколько грубых одеял, мотки веревки, солнцезащитные очки. Все остальное мы оставили на стоянке.
На этот раз было похуже, чем все что было до этого. Прежде всего: солнце уже заходило и ветер был холодный, как лед. Почти у каждого из нас было по нескольку (пусть не тяжелых) ран, которые здорово мешали на подъеме. Кила была бледна как мел, но не щадила сил. Хендрикса мучила горная болезнь и мне приходилось помогать ему. Правда, онемевшая от удара раненная рука не позволяла себя натруждать.
Это была широкая отвесная скала, в сравнении с которой мы походили на крохотных насекомых, цеплявшихся конечностями за неровности камня. Я гордился, что первый веду здесь людей.
К тому времени, как мы поднялись на тридцатифутовую стену и карабкались вдоль уступа, где мы могли вновь напасть на след — я почувствовал, что мне пора смениться. Когда все подтянулись, я поменялся местами с Ларрисом, державшимся лучше, чем самый профессиональный альпинист.
Он тихонько произнес:
— Мне показалось, вы сказали: был след?
Я растянул рот в том, что как я полагал, можно было назвать усмешкой — но не вполне справился с этим.
— Для Следопытов — слишком высоко. И ни один из них еще не ходил этим путем.
Сейчас мы медленно перебирались через снега. Раз или два пробарахтывались сквозь сугробы, а затем короткая сильная вьюга минут на двадцать лишила нас зрения. И мы, схватившись друг за друга, пережидали ее, борясь с ветром и ледяным дождем со снегом.
Ночью мы остановились в расщелине, почти не занесенной снегом, высоко над линией деревьев, где были только низкорослые шипастые кустарники. Мы срубили часть из них и свалили в кучу, чтобы как-то защищаться от ветра и улеглись под ними. С сожалением мы все вспоминали уют прежнего лагеря, покинутого нами.
Эта ночь осталась в моей памяти, как одна из самых жутких. Если не считать звона в ушах, высота не волновала меня — но другие переносили ее не так хорошо. У нескольких человек была сумасшедшая головная боль, рана Килы, должно быть, доставляла ей страшные неудобства, Хендрикса одолела горная болезнь в самой страшной и мучительной форме — сильные судороги и тошнота. Я был доведен до отчаяния всем этим, но ничего не мог поделать. Единственным средством был кислород или более высокое давление, но это было не в моих силах…
Под пронизывающим ветром, тесно прижавшись друг к другу — мы согревались теплом тел, укрывшись одеялами. Перед тем, как пристроиться сбоку от Хендрикса я огляделся и увидел девушку, улегшуюся чуть в стороне от остальных. Я собрался позвать ее, но Хендрикс меня опередил.
— Ползи сюда, девочка. — И добавил холодно, но не безразлично. — И пусть тебя не беспокоит всякая чепуха.
Кила коротко усмехнулась и я понял, что она решила: безнадежно объяснить что-либо этому здоровяку, который так туп во всем, касающемся дарковерского этикета. Ее голос был резок и отрывист:
— Она меня не беспокоит… — и распутала тяжелую накидку перед тем, как сползти в наше гнездо из одеял.
Ее мышцы были сведены судорогой и она была холодная как ледышка, несмотря на одеяло, которое укутывало ее. Мы были притиснуты друг к другу и голова Килы покоилась на моем плече. Сквозь полудрему я почувствовал, как она в поисках теплого места свернулась калачиком и прижалась ко мне. Я вдруг отчетливо осознал, что чувствую ее близость, причем, как ни странно, с благодарностью.
Девушка конвульсивно вздрагивала и я прошептал:
— Бок болит? Тебе холодно?
— Немного. С тех пор, как я была в таких высотах — прошла уйма времени. Но вот что у меня не выходит из головы: эти женщины…
Хендрикс закашлялся, неловко дернувшись.
— Я не пойму: эти создания, что на нас напали — они что, все бабы?
Я объяснил:
— Среди Людей Неба, как и повсюду, рождается больше женщин, чем мужчин. Но Следопыты так регулируют свою жизнь, что у них нет свободного пространства в Гнезде для лишних женщин. Так, когда девочка по их меркам достигает зрелости, другие женщины вышвыривают ее из города пинками, и она бродит в лесах, пока какой-нибудь мужчина не предъявит на нее свои права и не приведет ее с собой. Тогда ее не могут никуда выслать, хотя, если она не рожает детей, ее могут сделать прислугой остальных его жен.