— А что вы скажете относительно Эллер Келлер? — спросил Рейнсфорд. — Значит, она начала говорить разумно только после того, как Анна Салливен обучила ее каким-то словам?
— Нет, конечно, нет, она училась только чувствовать образы, ограничивая ощущения, — Рут с укоризной посмотрела на Рейнсфорда, он пробил брешь в одном из ее фундаментальных постулатов. — Конечно, она унаследовала строение мозга разумных существ, — она сделала паузу, ожидая, что кто-нибудь спросит, откуда она знает, что у Пушистиков иное строение мозга.
— В продолжение спора я могу сказать, что без наличия разума не может быть изобретена речь, — сказал Джек.
Рут засмеялась.
— Вы заставили меня вспомнить колледж. В первый год обучения это был один из жгучих вопросов среди студентов-психологов, присутствующих на сессиях. Став второкурсниками, мы поняли, что это только спор о яйце и курице, и оставили его.
— А зря, — сказал Рейнсфорд. — Это хороший вопрос.
— Он был бы хорошим, если бы у него было решение.
— Может вы и правы, — сказал Герд. — А возможно, ключ к разгадке находится в самом вопросе. Я говорю это к тому, что эти парнишки балансируют на самом краю разума, но еще не перевалили на эту сторону.
— Держу пари на все солнечные камни в моем мешочке, что они уже перевалили за этот край.
— Ну, может быть, они действительно в какой-то степени разумны, — предположил Джименз.
Рут Ортерис воскликнула в ответ на это:
— Вы словно дискутируете о существе, недостаточно мертвом или недостаточно беременном! Здесь надо говорить либо да, либо нет.
Через некоторое время Герд ван Рибик сказал:
— Вопрос о разуме в моей области так же важен, как и в вашей. Разум — это результат эволюции, прошедшей через естественный отбор. Характерные особенности некоторых видов, включая и наш собственный.
— Подождите минутку, Герд, — сказал Рейнсфорд. — Рут, что вы на это скажете? Нет ли здесь хоть какого-то признака разума?
— Нет. Здесь есть признаки процесса мышления — или, если вы предпочитаете, смышлености — точно так же, как существуют признаки температуры. Когда психологи будут в состоянии обращаться с наукой, словно с лекарствами, мы будем в состоянии отградуировать процесс мышления, как мы градуируем термометры. Но разум качественно отличается от не-разума. Это нечто большее, чем просто высокая степень мышления. Вы можете назвать это точкой кипения мышления.
— Черт побери, мне кажется, это неплохая аналогия, — сказал Рейнсфорд. — Но что получится, если эта точка кипения повысится?
— Это как раз то, что мы обнаружили, — ответил ему ван Рибик. — Это то, о чем я только что говорил. О том, как возникает разум, сегодня мы знаем не больше, чем в нулевом году или шестьсот пятьдесят четвертом доатомной.
— Подождите минутку, — прервал его Джек. — Раньше мы копали как-то глубже, а теперь согласились на определение разумности.
Ван Рибик засмеялся.
— Вы когда-нибудь пробовали добиться у биолога определения жизни? — спросил он. — Или определения цифры у математика?
— Вернемся назад, — Рут посмотрела на Пушистиков, которые рассматривали свою конструкцию из разноцветных шариков, как бы выискивая, куда они могли присоединить еще что-нибудь, не испортив узора. — Я говорю: уровень процесса мышления разума качественно отличается от неразумного процесса мышления тем, что он способен создавать символические идеи и способен передавать их, а также способен к обобщению и формированию абстрактного мышления. Вот, я ведь не говорила вам о речи-и-разжигании-огня или говорила?
— Маленький Пушистик символизирует и обобщает, — сказал Джек. — Изобразив три рога, он символизирует чертова зверя, показав длинную вещь, которая нацеливается и производит шум, он символизирует винтовку. Винтовка убивает животных. Гарпия и чертов зверь — оба они животные. Если винтовка убила гарпию, она убьет и чертова зверя.
Юан Джименз задумчиво нахмурился. Он посмотрел вверх и спросил:
— Какая низшая разумная раса нам известна?
— Юггдрейсильские Кускры, — сказал ван Рибик. — Кто-нибудь из вас был на Юггдрейсиле?
— Однажды на Мимире я видел человека, который назвал другого человека сыном кускры, — сказал Джек.
— Я провел среди них два года, — ответил Герд. — Они разводят огонь, я давал им для этого все необходимое. Изготовляя дротики, они обжигают концы палок. И они говорят. Я выучил их язык, все восемьдесят два слова. Некоторых из них я научил пользоваться мачете, и они не увечили себя, а одному умственному гиганту я даже доверил носить свое снаряжение, когда он был под моим наблюдением, но я никогда не разрешал никому из них трогать мою винтовку или камеру.