Выбрать главу

И только сейчас Хэвиланд Таф смог определить происхождение бульканья и плеска, что он слышал уже некоторое время. Большая часть чанов была пустой, насколько он смог разглядеть сквозь зеленоватое сияние, но некоторые — один тут, другой там, два еще немного дальше — казались наполненными какой-то цветной жидкостью, в которой поднимались пузыри или слабыми движениями сотрясались едва видимые тела, находящиеся в них.

Хэвиланд Таф долго рассматривал все, что попадалось ему на глаза, чудовищная протяженность всего этого вызывала ощущение собственной мизерности. Но, наконец, он отвернулся и наклонился, чтобы снова поднять Машрума.

У своих колен он увидел то, за что он запнулся — средних размеров чан с выгнутыми прозрачными стенками. Этот чан был заполнен густой желтоватой жидкостью, в которой змеились красные завитки. Таф почувствовал слабое бульканье и легкую вибрацию, как будто в чане что-то шевелилось. Он наклонился, всматриваясь внутрь, затем опять отшатнулся назад.

Из чана, покачиваясь, на него глядел еще нерожденный, но все же живой тираннозавр.

* * *

В цепях схемы боли не существовало. В схеме у него не было тела. В схеме он был только мыслями — ничем иным, только чистыми, приятными мыслями, и он был частью неизмеримо могучего и бесконечно большого целого, значительно большего, чем он сам, больше, чем любой другой из их группы. В схеме он был больше, чем человеком, больше, чем киборг, больше, чем машина. В схеме он был чем-то богоподобным. Время там ничего не значило, он был быстрым, как мысль, быстрым, как переключающие реле, быстрыми, как сигналы, несущиеся вдоль нитей сверхпроводника, быстрым, как вспышки микролазера, ткущие свою невидимую сеть в центральной матрице. В схеме у него были тысячи ушей и тысячи глаз, и тысячи рук, которые он сжимал в кулаки и которыми мог ударить, в схеме он мог быть одновременно везде.

Он был Аниттой. Он был «Ковчегом». Он был кибертехом. Он был более чем пятью сотнями станций-спутников и мониторов, он был двадцатью «Империалами-7400» охраняющими все двадцать отделений корабля с двадцати стратегически разделенных подстанций, он был полководцем, дешифровальщиком, астрогатором, специалистом по двигателям, медицинским центром, корабельным вахтенным журналом, библиотекарем, микрохирургом, оценщиком клонов, охраной и поддержанием порядка, связью и защитой. Он был совокупностью аппаратуры и программного обеспечения, основной дублирующей системой и вторичной и третичной дублирующими системами. Он был тысячадвухсотлетним и тридцатикилометровым, а его сердцем была центральная матрица — едва ли два метра в квадрате, а все остальное — неизмеримо большое. Он касался и здесь и там, и повсюду, и беспрепятственно передвигался, куда хотел, его сознание неслось по цепям схем, разветвлялось, танцуя и прыгая на лазерных лучах. Его пронизывали знания — как захватывающий поток, как могучая река, бьющая в берега всей неутомимой кипящей белой энергией силовых кабелей. Он был «Ковчегом». И он собрался умирать.

Глубоко в его внутренностях, во внутренних органах корабля, внизу подстанции семнадцать у девятого воздушного шлюза Анитта подвигал своими серебристыми глазами и направил их на Кая Невиса. Он улыбался. Улыбка на его получеловеческом лице казалась гротескной. Его зубы были из хромированной стали.

— Вы дурак, — сказал он Невису.

Боевой костюм сделал сотрясающий шаг к нему. Клешня с металлическим скрипом поднялась, открылась и закрылась.

— ДУМАЙТЕ, ЧТО ГОВОРИТЕ!

— Я сказал: вы дурак, и вы на самом деле дурак, — сказал Анитта. Смех его прозвучал пугающим звуком, он был полон боли и металлических обертонов, губы постоянно кровили и оставляли блестящую красноту на сверкающих серебристых зубах. — Вы убили меня, Невис, ни за что… просто от нетерпения. Я мог бы уступить вам все просто так. Он пуст, Невис. Корабль пуст, они все мертвы. И система тоже пуста. Здесь внутри я один. В цепях схем нет других сознаний и разумов. Это идиот, Кай Невис. «Ковчег» — гигант-идиот. Они очень боялись, эти империалисты Земли. Они создали настоящий Искусственный Разум. О, да, они строили свои большие военные корабли с ИР, свой робофлот, но Искусственные Разумы имели свои собственные идеи, и они были неудачными. В истории написано: были кандабэры и действия Миров, и восстание Алекто и Голема. Корабли-сеятели были слишком могущественны, но это поняли после того, как построили их. «Ковчег» давал работу для двухсот человек — стратегам, ученым, экоинженерам, экипажу и офицерам — и сверх того он мог транспортировать более тысячи солдат, всех кормить и одновременно действовать в полную силу, и превращать миры в пустыни, да, именно так. И все это стало возможным благодаря системе, Невис, но это надежная система, великолепная система, думающая система, система, которая может сама себя защищать и ремонтировать, и делать одновременно еще тысячу вещей — если ей соответственно приказать. Двести человек экипажа делали ее эффективной, но она могла бы функционировать и с одним-единственным. Не эффективно, нет, даже далеко не в полную мощность, но это было бы вполне возможно. Она не может функционировать сама по себе… Она не имеет разума, никакого ИР; она следовала приказам — человек должен был сказать ей, что делать. Один единственный человек! Я легко мог бы это сделать. Но Кай Невис был нетерпелив и погубил меня.