— Пожалуй. Физические изменения удивили нас куда больше всего остального. Я не узнаю вас.
— Вы это мне говорите! Я сам себя не узнаю, — и добавил.
— Странное дело, я даже не похож на Джей Элисона, мягко говоря. Если он — это я, тогда я не могу говорить «он», нужно «я».
— Почему бы и нет? Вы не более Джей Элисон, чем я. Для начала вы моложе. Лет на десять. Я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из его друзей — если только у него были друзья — узнают вас. Вы… Для вас просто нелепо отзываться на имя Джей. Как мне вас называть?
— Меня это не особенно волнует. Зовите меня Джейсон.
— Годится, — сказал Форс загадочно. — Тогда смотрите, Джейсон… Я бы хотел дать вам несколько дней на ознакомление со своей новой личностью, но время действительно поджимает. Можете ли вы лететь в Карфон сегодня вечером? Я подобрал команду и отдаю ее под ваше руководство. Встретитесь с ними на месте.
Я взглянул на него и внезапно почувствовал, что комната давит на меня и услышал дыхание доктора. Я удивленно спросил:
— Вы были заранее во всем уверены?
Форс поглядел на меня и очень долго (как мне показалось) не отрывал взгляда. Потом он сказал странно изменившимся голосом:
— Нет. Я ни в чем не был уверен. Но если бы вы не появились и я не смог бы поговорить с Джеем внутри вас — мне пришлось бы попытаться сделать это самому.
Джейсон Элисон-младший был внесен в директивный справочник Терранской штаб-квартиры: «Номер-люкс 1214, коридор Медицинской резиденции».
Номер-люкс — спальня, миниатюрная гостиная, компактная ванная, все это подавляло меня. Человек, владеющий всем этим, должен был являть собой тонкую закомплексованную безликость. Я беспокойно бродил по своим апартаментам, пытаясь почувствовать что-то показывающее, что это я жил здесь все последние двенадцать лет.
Джею Элисону было 34 года. Свой возраст я оценивал (не всякого сомнения) в 22 года. В памяти не было очевидных провалов. Стало быть, когда с того момента, когда Джей Элисон говорил о Следопытах — мои годы стремительно понеслись назад и остановились на вчерашнем ужине (только выходит, что ужинал я в этот раз 12 лет назад).
Я помнил отца — морщинистого, молчаливого человека. Он любил часто летать, а потом привозил фотографии, сделанные с его самолета — для составления карт требовалось дотошное исследование земли. Ему нравилось брать меня с собой и я летал, фактически над каждым дюймом планеты. Никто, кроме него, не отваживался даже пролететь над Хеллерами — за исключением большого коммерческого корабля, который держался на безопасной высоте. Я смутно помню падение и странные руки, вытаскивающие меня из-под обломков… и недели, когда я лежал разбитый в бреду. Тогда за мной заботливо ухаживала одна из женщин Следопытов — красноглазая, вечно щебечущая.
Всего я провел в Гнезде восемь лет. Это Гнездо вовсе не было гнездом в обычном понимании этого слова. Это был огромный раскинувшийся город, построенный на ветвях чудовищных деревьев. С маленькими и хрупкими гуманоидами — товарищами детских игр — я собирал орехи и почки, ловил в силки маленьких древесных зверьков, которых они употребляли в пищу. Следопыты давали мне одежду, сплетенную из волокон паразитирующих растений, выраставших из стволов могучих деревьев. И за все восемь лет я ступал ногой на землю меньше чем дюжину раз, даже если учесть, что я иной раз совершал довольно далекие путешествия по «дорогам» на деревьях верхнего уровня леса.
Потом Старейшина, скрепя сердце, решил, что я все-таки чужд им, и мои приемные родители и братья взяли на себя трудную и опасную задачу — помочь мне перебраться через Хеллеры. Они же устроили так, что я попал в Трейд-сити.
После двух лет физически мучительной и упорной работы по перестройке разума на дневной образ жизни Следопыты своими «совиными» глазами лучше видели при лунном свете и вся их жизнь протекает ночью) — я устроил себе убежище и обосновался там. Но все последующие годы (после, как я мог предполагать, Джей Элисон вычеркнул все это из основной памяти, общей для нас обоих) исчезали в темных глубинах подсознания.
Книжная полка была до отказа забита микропленками. Я огляделся и у меня появилось странное ощущение, будто я тревожно вслушиваюсь — не раздадутся ли сейчас мерные шаги и пронзительный голос Джея Элисона… И не спросит ли он меня, какого черта мне нужно в его апартаментах?!
Бегло осмотрев комнату, я взял наугад одну из книг и начал ее читать — что-то о технике сращивания переломов, когда вдруг сообразил, что понимаю ровно три слова в параграфе. Я подпер лоб кулаками и стал вслух произносить слова, пытаясь наполнить их каким-то смыслом: «Рваная рана… первичное излияние… сыворотка и лимфотампоны…» Я исходил из предположений, что эти слова все же имели какое-то значение и «тот» я знал, какое именно. Но даже мое медицинское образование (если оно у меня было) не помогло вспомнить мне ни слова. Что «излом», что «перелом» — все это звучало для меня совершенно одинаково.