— Теринас не имеет к этому никакого отношения.
— Ну да, я вижу, что для тебя вообще все на свете потеряло значение, кроме собственных желаний! Ты, незаконный отпрыск проклятого богами колдуна…
С яростным воплем Мантис ударил кулаком по столу. Рука его метнулась к оружию и стиснула рукоять.
— Ну же, давай, обнажи клинок, Мантис! — выкрикнул атлант. — Вытаскивай меч, сын колдуна, и никакая магия не спасет тебя от моего клинка!
Но юноша, весь дрожа, во власти внутренней душевной борьбы, не пошевелился. Он молча смотрел в ледяные глаза атланта.
— Я… не могу, — с горечью прошептал он, наконец. — Я никогда не подниму меч против тебя, мой друг.
Кулл сурово посмотрел на него.
— Сын колдуна! Боги Ахерона! — выругался Мантис в отчаянии. — Разве ты не можешь взглянуть на все это с моей точки зрения, Кулл? Что, если бы у тебя была надежда, совсем маленькая, крохотная надежда отыскать твоего отца, которого ты давно считал погибшим? Разве для тебя цена имела бы значение?
Кулл мрачно уставился на взволнованного юношу, и ему показалось, что у того в глазах сверкнули слезы.
Гнев внезапно оставил атланта.
— Будь ты неладен, — пробормотал он с досадой. — Будь ты неладен, сын колдуна!
Кулл взглянул на ведьму, которая молча наблюдала за ними обоими, затем, развернувшись на каблуках, распахнул дверь и вышел наружу.
Когда дверь за ним захлопнулась, Мантис вновь с силой ударил кулаком по столу, затем вцепился в столешницу с такой силой, что побелели костяшки пальцев и застыл на месте, весь дрожа и скрежеща зубами.
— Ну почему… почему со мной всегда так происходит? Почему я теряю и близких, и друзей? Неужели я и впрямь проклят и ни один человек не желает принять меня таким, какой я есть?!
Илисса с сочувствием посмотрела на него.
— У твоего друга чистая душа и горячее сердце, — промолвила она. — Но порой таким, как этот воин, трудно понять других людей, с их слабостями и постыдными тайнами…
Они вдвоем помолчали, думая каждый о своем. Волна темного отчаяния захлестнула юношу. Он едва слышал последние слова ведьмы, произнесенные вполголоса:
— Впрочем, возможно, еще не все потеряно…
Выйдя на улицу, Кулл сперва нигде не мог обнаружить Урима: его не было ни рядом с домом, ни у лошадей. Наконец, он заметил парнишку на краю поляны, у поваленного дерева. На землю опускались сумерки. Вокруг болотный лес заполнялся клочковатым туманом, пронизанным янтарным светом солнца.
Атлант медленно подошел к Уриму. Он знал, что чувствует сейчас, но не ведал, как это выразить… И стоит ли это делать вообще. Подобно Мантису, сейчас он ощущал себя словно между молотом и наковальней.
Заслышав звук шагов, Урим неуверенно поднял голову. Он сидел в грязи, играя с камешками. Мятые штаны и поношенные сапоги были перепачканы, и так же все руки его были в болотной жиже.
Кулл взглянул на юного безумца, затем уставился вдаль.
«Я мог бы убить его прямо сейчас… Предать его, но зато избавить от мучений… И обмануть этих ублюдков-колдунов…»
— Как там наши лошади, Урим?
Тот равнодушно пожал плечами.
— Они… в порядке. Я не… ничего не нужно…
Кулл склонился к нему.
— Они… Мантис и эта ведьма… Они хотят освободить твою душу, Урим.
Безумец поднял руки, но ни искры понимания не зажглось в его глазах.
— Проклятье! — выругался атлант. — Они хотят убить тебя, Урим! Ты разве не понимаешь? Ты им нужен, чтобы они могли уничтожить то зло, которое поразило тебя, ту звезду, и людей в храме, в большой комнате.
На глаза безумца навернулись слезы.
— Урим! Ты понимаешь, что я говорю? Они хотят убить тебя, но все это ради того, чтобы…
Боги! Валка и Хотат! О чем он говорит? Неужто он и впрямь верит во все эти глупости? Зачем он повторяет эти лживые речи? Может, Илисса с Мантисом заколдовали его? Валка! Валка! О, проклятие! «Я мог бы убить его прямо сейчас и обмануть этих ублюдков.»
— Нет! — воскликнул он вслух. — Урим! Взгляни на меня! Ты ведь не хочешь, чтобы они тебя убили, правда? Скажи мне, что ты этого не хочешь, и клянусь всеми богами, я им не позволю!
Урим промычал что-то нечленораздельное. Внезапно глаза его распахнулись, и что-то странное начало твориться с ним, — он словно пробуждался, как дитя после долгого сна, или приходил в себя, словно после долгой болезни.
В тот же миг где-то вдалеке па болоте возникло облачко голубоватого сияния. Кулл мигом заметил это и словно бы ледяная рука сжала его сердце. Он уставился на болотный лес, глядя, как ширится и разрастается в воздухе голубое свечение. Он с трудом удержал изумленный возглас, рвущийся с губ, — ибо это сияние было ему знакомо. Оно явилось Куллу в ту ночь, когда проклятый всем своим племенем, он был вынужден бежать с родного острова. Тогда ему казалось, что сами боги говорили с ним и предсказали дальнейший путь…
То же самое голубое свечение.
С уст Урима внезапно слетели слова, отчетливые, но какие-то неживые:
— Я все понимаю, Кулл. Доверься мне. Я понимаю, что происходит… И все, что творилось со мной до сих пор.
— Урим? Что?..
Голубое сияние по-прежнему висело над болотом и делалось все ярче. Где-то далеко, в самых недрах его, возникла странная фигура, не то мужчины, не то женщины, — бога или богини, или может быть, демона, или воплощение самой судьбы… Существо не издало ни единого звука, но Урим продолжал говорить, тогда как атлант слушал его с растущим изумлением, гадая, что же происходит вокруг.
— Да, я знаю все про зиккурат, про это болото и ведьму, живущую здесь. Ты должен позволить им освободить мою душу от этой бренной оболочки, мой друг. Послушай: мы всего лишь крохотные частицы Великого Целого… Ты и я, и эта колдунья, и даже безумец Тха-Бнар с его грезами о безграничном могуществе. Да, даже эта звезда — часть Великого Целого. Поэтому не страшись за мою судьбу. Я…
— Урим, это безумие… Чистейшее безумие… Они задумали какую-то злую шутку…
Говоря это, Кулл не сводил взора с загадочной фигуры в сердце голубого свечения, которая была одновременно совсем рядом с ним и бесконечно далеко…
— Я останусь собой, мой друг, ничего не изменится, поверь. Они лишь на время принесут мою жизнь в жертву силам Внешнего Мира. В этом нет никакого зла: пусть используют для своих целей пустую оболочку. Их магия освободит меня и в то же время поможет вам достичь благой цели. Ты можешь доверять Мантису, Кулл!
Синеватое свечение начало пропадать. Далекая фигура также исчезла, унося с собой остатки сияния. Теперь вокруг виднелся лишь белесый туман, — зловещее порождение болота.
— Постой! — выкрикнул Кулл. — Кто ты такой? Ты бог или демон? Вернись, во имя Валки!
Но у Урима изо рта вновь потекла слюна. Голубое сияние исчезло окончательно, и Кулл остался стоять на краю поляны во власти сомнений и головокружения, словно очнувшись от странных видений.
— Урим!
— Я не… лошади в порядке…
Атлант мигом взял себя в руки и насторожился, заслышав за спиной шум шагов. Он обнажил клинок и обернулся к Мантису с Илис-сой. У Мантиса в руках был факел.
— Так, значит, это тоже было ваше колдовство? — сурово уставился на них атлант.
Илисса в изумлении воззрилась на него.
— О чем ты говоришь?
— Ведьма, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю! То, как Урим говорил со мной… И этот свет во тъме!
Илисса нахмурила брови:
— Кулл, если что-то и случилось здесь, то я понятия не имею…
— Ложь! Ты лжешь, ведьма! — клинок взметнулся в его руке.
— Остановись, Кулл! — выкрикнул Мантис. — Мы не понимаем, что ты имеешь в виду!
— Тогда я спрошу у тебя, Мантис, и ответь мне чистую правду, или, клянусь челюстями Хотат, я прикончу тебя на месте! Не творили ли вы с Илиссой сейчас какого-то колдовства в этой хижине, чтобы Урим заговорил как нормальный человек, и голубой свет возник посреди болота.