Атлант удивленно поднял брови.
— В самом деле? Что ты имеешь в виду?
— Очень просто. Разумеется, ты знаешь, что невозможно отрицать существование Единого, — и ты не отрицаешь его, — но не тратишь время на бесплодные раздумья и тревоги, а делаешь лишь то, что необходимо тебе самому для достижения собственных целей.
— Все люди поступают точно так же.
— Нет, не думаю. Не так, как ты. Лично я никогда не встречал человека, столь же… успешного… как ты, атлант.
— Успешного? Что за странное слово!
Мантис пояснил:
— Ты никогда не сомневаешься в себе в тот миг, когда это действительно важно. Ты полагаешься только на себя самого, ты знаешь себя и веришь в себя.
— И все же я одинокий волк.
— Но ведь это твой собственный выбор?
— Пожалуй, что да, — задумчиво протянул атлант. — Порой мне кажется, что броня, которую я ношу, защищает не только мое тело… Она словно каким-то образом призвана защитить мою душу, мою внутреннюю суть, мечты, воспоминания и надежды…
— И на что же ты надеешься, Кулл?
— Я не смогу дать тебе точный ответ. Я немало раздумывал над этим с тех пор, как был вынужден покинуть родной остров. Вся жизнь переменилась для меня в тот день. Ведь когда я жил в родном племени, все казалось четким и определенным. Мое существование было расписано до самого смертного мига, а потом я оказался один — во враждебном мире. Я был вынужден сам отвоевывать себе место в нем, полагаясь лишь на собственные силы. Я должен был сам решать за себя. Отныне никто не указывал мне, куда идти и как поступать. Поначалу это пугало меня, затем показалось сущим блаженством… Но прошло еще некоторое время, и я понял, что на самом деле это — небесная кара. Ведь когда ты живешь в племени, то решения за тебя принимают другие. Ты ни в чем не виновен перед богами, если блюдешь законы общины… Совсем не так, когда ты сам по себе. Любое твое действие ложится на твою совесть. Ты за все держишь ответ перед небесами и перед самим собой. Порой эта ответственность угнетает меня. И лишь очень редко мне кажется… Хочется верить… что это сама судьба испытывает меня, закаляет, подобно стали, прежде чем выковать некое совершенно орудие для своих нужд.
Кулл замолк, утомленный столь непривычной и долгой речью. Воистину, что-то колдовское было в нынешней ночи, — что он так разговорился с кем-то посторонним. До сих пор он ни с кем не решался поделиться этими своими тайными мыслями. Более того, он даже никогда прежде не мог облечь их в слова столь складным образом.
Мантис задумчиво смотрел в огонь. Отблески пламени придавали его чертам выражение одновременно печальное и благородное.
— Я тоже по природе одиночка, — признал он. — Порой мне кажется, что я проклят, ибо родился сыном колдуна. Этот дар, что таится в моей душе… Я не могу полагаться на него. У меня есть сила, но я не знаю, к чему приложить ее. Ведьма, злая ведьма, подобная Илиссе, может насмехаться надо мной и пугать меня, и все же у меня есть скрытая мощь и порой я грежу… Почти могу вспомнить наяву какие-то вещи, что я мог бы сделать или совершить в иных жизнях… Или грезы о будущем… Все это сводит меня с ума. Я пытаюсь понять, кто я такой, осознать свою собственную природу и порой все эти мысли и страхи доводят меня до безумия. Ты — прирожденный мастер меча, Кулл, и отлично владеешь клинком. Но я, сын колдуна, каким оружием должен владеть я? Порой мне и самому делается страшно, когда я думаю о том, на что я способен и в чем бессилен. Порой мне кажется, что душа моя утратила целостность, но в то же время я в чем-то превосхожу всех прочих людей…
Некоторое время Кулл с сочувствием взирал на юношу. Он не понимал и не принимал магии, но этот сын колдуна по-прежнему был его другом…
— Это твой путь, — твердо произнес он, наконец. — Твой путь, Мантис, и ты должен пройти по нему до конца.
Глава 6
Течения
Они продолжили путь поутру, а к полудню оказались у глубокой речушки, что текла по цветущей долине. Солнце висело высоко над головой, золотистым сиянием и теплом окутывая Мантиса с Куллом и весь окружающий мир. Спутники невольно приободрились.
Воистину, должно быть, близость ядовитого болота Илиссы нагоняла на них тоску и хандру, — отсюда и все эти печальные раздумья и разговоры. Но теперь они просто наслаждались дорогой, солнцем и обществом друг друга. Даже воспоминания о гибели Урима сделались менее болезненными.
Беззаботная легкость овладела атлантом. Он даже принялся негромко насвистывать какую-то песенку, послушанную где-то в таверне. Зараженный весельем друга, Мантис начал негромко подпевать, и они оба расхохотались, словно мальчишки…
Но внезапно юноша выпрямился в седле и уставился куда-то вдаль с ошарашенным, почти испуганным видом.
— В чем дело, Мантис? — вмиг насторожился Кулл.
— Это… амулет. — Юноша потянулся к складкам туники. — Он нагревается. Он уже очень горячий.
Атлант невольно понизил голос.
— Это Илисса? Или… твой отец?
— Отец, — упавшим голосом отозвался Мантис. — Очень скоро мы отыщем его…
Сперва это была лишь тень на склоне холма, — темная полоса, сливавшаяся с окружающим серым цветом камней и растительности, но когда всадники подъехали ближе, то единая тень распалась на несколько меньших, показывая в действительности, что же они видят перед собой: каменные колонны, длинный лестничный пролет, искривленные деревья, цеплявшиеся за склон наверху изогнутыми корнями… Солнце уже заходило, и в последних догоравших лучах заката это зрелище выглядело угрожающе-нереальным.
Затем взошла луна, заливая мир ледяными лучами. Кулл с Мантисом подъехали ближе к холму, — обители странных теней. Теперь они окончательно поняли, что перед ними: небольшая каменная хижина, колоннада и широкая каменная лестница, ведущая куда-то в недра холма.
Они подъехали еще ближе, но неожиданно лошади отказались идти дальше. Скакун Мантиса встал на дыбы и попятился; всаднику, разразившемуся проклятиями, стоило больших трудов удержать животное в повиновении. Когда они подъехали к каменной площадке, откуда начиналась лестница, — довольно просторной, выложенной потрескавшимися плитами, которым, должно быть, было по нескольку столетий от роду, — Мантис распахнул тунику и неожиданно выругался.
— В чем дело? — обернулся к нему Кулл, но тут же сам догадался, что произошло. Стоило лишь Мантису извлечь наружу амулет, как сверкающий кристалл вспыхнул ослепительно-оранжевым и огненно-алым светом, отбрасывая повсюду ослепительные блики.
— О, боги и демоны! — процедил юноша сквозь зубы. — Проклятый кристалл слишком горячий, я не могу его удержать!
Он неловко сполз с седла, выронив на землю сверкающий амулет. Кулл также спешился, на миг потеряв из виду кристалл Мантиса, затем атлант услышал, как его спутник вновь выругался, — на сей раз от удивления. Подойдя ближе, Кулл увидел, что происходит.
Сверкающий амулет выпустил наружу желтоватое дымное облачко, и теперь прямо у них на глазах рассыпался на камнях в пыль. Кулл услышал громкое шипение, как будто пар вырывался из закрытого котла, — и тут же из самого сердца кристалла вырвалась искра слепящего огня и, устремившись ввысь, исчезла в ночных небесах так стремительно, что взгляду было не уследить за ней.
— Валка!..
Подбежав ближе, атлант опустился на колени. Там, где только что лежал сверкающий кристалл, теперь осталась лишь жалкая горстка пепла.
— Он вернулся к Единому, — благоговейно промолвил Мантис.
— Ты говоришь об… Уриме?
— Да, не скорби о нем больше, мой друг. Он ушел туда, где встретится с Предвечным, что существовал прежде всех миров. Куда меньше повезло нам самим и прочим людям, вынужденным претерпевать бесконечные циклы рождений и смертей.
Взглянув в темные небеса, Кулл задумчиво кивнул.
— Ну что ж, надеюсь, что с Уримом и впрямь все в порядке. Я верю тебе, Мантис… Вынужден поверить. Но сейчас мы должны следовать зову собственной судьбы. Куда же лежит наш путь?