— Мне бы купить… — робко заискнул Слепухин.
— Ресторан закрыт — все кончилось.
— Как это — кончилось?
— Съели все.
— Кто?
— Ослеп, что ли? Вон клиентов сколько лежит.
Из белого халатного кармана торчала плита чая, и Слепухин, выхватив ее, бросился обратно. Хоть чай есть запарить, но жалко-то как, что с едой лажанулся… Главное — побыстрее вернуться, а то еще на прапоров наткнешься. «Где твой билет?» — и кранты… А какой у него может быть билет? Слепухин всем подрагивающим нутром чуял, что прапора не отстают, и мчал по вагонам — только дверь грукала. Стоп! А вагон-то у него какой? А купе?? Все — сгорел! Слепухин принялся торкаться в каждую дверь по порядку, зная заранее, что все они закрыты. Следующий вагон — и снова немой ряд запертых белых дверей. Распадаясь от страха, Слепухин выкатился в еще один тамбур и там, теряя всю силу, сумел сорвать с неподвижности тяжелую дверь наружу. Теперь — спасен. Он выпрыгнул в тугую зелень, пытаясь прорвать ее, но не сумел. Его поволокло неудобно, неловко — боком, и тут же швырнуло вниз. Слепухин осознал, что сейчас он может еще спастись — только захотеть и, крутанувшись как-нибудь порезче, он выскользнет из тугого потока, его подхватит шконка, устойчивый пол барака… нет, только не это — Слепухин замер и пролетел мимо шконки, угодил в ворох прелых листьев, которые с шорохом разлетались из-под Слепухина, поднимаясь вверх, кружась все выше вверх, а Слепухин мягко погружался, опадал в листья…
Проснулся Слепухин от неудобства: на шконке в ногах Слепухина кто-то сидел, и никак из-под него не вытащить было одеяло, чтобы получше укрыться. Слепухин сообразил, что, может, это к Квадрату — теперь ночные гости будут часто, да и дневные, что же делать? на любом месте есть свои удобства и свои неудобства, но что же он — гад, одеяло-то прищемил? Впрочем, как ни странно — выспался Слепухин совершенно, даже удивительно, как хорошо выспался, видимо, главное во всех этих делах: еда, сон, и другое разное — главное здесь настроение, вот у Слепухина хорошее настроение, и сна ему не надо — на один глаз только. В бараке было пронзительно тихо, и Слепухин решил, что сейчас уже и балда скоро — чего же спать? Да и этот сидит — не торкать же его ногами! Слепухину захотелось закурить, тем более и предупредить как-то надо поделикатней Квадрата с гостем его, что не спит он — мало ли какой у них базар…
Слепухин закурил, повернувшись для этого на спину, и в упор глядит на гостя. Странно, тот совсем и не говорит с Квадратом, а сидит себе и сидит, не разберешь зачем. Шугануть? Квадрат вон спит, и дела ему нет, а тут решай…
— Закурить не желаешь? — пошел в разведку Слепухин.
— Можно и закурить.
— Павлуха? Вот это да! А мы тут узнали, что ты… что тебя, в общем, что… кони двинул… Вот здорово. Ты не сомневайся, — зачастил, захлебываясь, Слепухин, — место я твое мигом освобожу…
— Да ладно, чего там? Ты закурить обещал.
Павлуха взял губами сигарету и, шумно втягивая воздух, прикурил.
— Ты давно сидишь-то здесь?
— Да порядком уже.
— Что же ты не разбудил? Чудило.
— Да так… чего будить? Самое время — спать.
Павлуха вытащил сигарету изо рта и начал ее крутить перед глазами.
— Ты чего ищешь в ней?
— Да тянет где-то… прорвана, наверное, и не найду никак: воздух втягиваю, а дымка — шиш.
— Это не сигарета. У тебя вон из горла тянет — весь дым через дыру и вышугивает обратно.
— Ах, да… я и забыл, — Павлуха закрыл дыру ладонью и с удовольствием втянул крепкую порцию.
На пальцах Павлухи проступила кровь и засочилась по пальцам, по руке, затекая под рукав телогрейки, а тому — хоть бы что. Курит себе, и что-то побулькивает у него внутри. Слепухину стало неприятно. Пришел тут, расселся. Сейчас вот загадит всю постель. Слепухин принялся потихонечку ногами под одеялом подталкивать Павлуху к краю. Павлуха неловко протестовал, но Слепухин сильнее поднажал, и Павлуха загремел на пол. Господи! грохоту-то…