Приснится же!.. Слепухин обескураженно заглянул под шконку. Раз уж повезло привидеть такое, надо было спросить все же — что там и как? может, и есть там что-нибудь после смерти?..
— Ты чего шебуршишься ночами? — недовольно спросил проснувшийся Квадрат.
— Да так, приснилась чертовщина.
— Может, лунатик ты?
— Да какой я лунатик… Говорю — приснилось.
Квадрат сел и поглядел в упор на Слепухина, голова которого все еще свешивалась в проход.
— Так если не лунатик — чего ты шебуршишься?
— Я Павлуху тут увидел.
— Где?
И не Квадрат вовсе, а именно Павлуха смотрел на Слепухина.
— Вон ты куда пересел, — засмеялся Слепухин.
— Так ты же сам — толкаешь и толкаешь…
— Слушай, я спросить у тебя хотел, как там у вас?
— Что как?
— Чай у вас есть?
— А, чай? — чай есть.
— Ну, а вообще… все там?
— Что вообще?
А и действительно — что вообще? Чай есть — ладно…
— Ну пошли, что ли? — спросил Павлуха.
— Куда это?
— К месту своему пора определяться.
И правда — пора. Слепухин встал, помогая подняться соседу. Павлуха попытался подняться, но голова его все время съезжала, и Слепухин придержал эту сползающую голову рукой.
— Да брось ты ее совсем к черту, — предложил он.
— Жалко.
— Чего жалеть? — Слепухин смахнул Павлухину голову, и та покатилась по проходу, громко клацая зубами…
От этого нового грохота Слепухин проснулся окончательно.
Двери хлопали без перерыва. Вторая смена возвращалась в барак. Слепухин сообразил, что спал он — всего ничего и сейчас еще около двух часов, значит, не меньше четырех часов можно еще блаженствовать. Хорошо-то как! Сейчас и встать бы не трудно было. Слепухин прозондировал всего себя: совсем не трудно — бодрый и отдохнувший, полон сил и энергии. Оттого же, что вставать как раз и не надо и можно спать себе полночи еще — ощущение чуть ли не праздника, негаданного подарка… Надо бы накрутить шныря, чтобы каждую ночь — в это время будил и одно только сообщал, что спать еще — четыре часа, вот и будет счастье на каждый день. Слепухин укрутился, упрятывая подбородок в колени, прислушался, укрыт ли он плотно, и радостно уронил себя в мягкие ладони сна…
Прежде чем заново осознать себя, Слепухин ощутил тревогу. Что-то враждебное подбиралось к нему, и надо успеть упредить. Так и есть: отрядник, отпыхиваясь, неловко подоткнув полы тулупа, копается в тумбочке. Надо предпуредить Квадрата — мало ли что у него в этом шкафу, в разных специальных курках запрятано. Слепухин незаметно протянул руку за тумбочкой и стукнул кулаком по шконке семейника. Отрядник глянул прямо в глаза Слепухина и сделал вид, что уловок его не заметил. Чего это он, волчара? Издевается, что ли? Слепухин грымкнул еще раз и здесь только понял, что именно этого отряднику и надобно было — ишь, заулыбался, задергал жирными булками щек… Ему того и надобно было, чтобы сам Слепухин сигнал к подъему дал, в балду грымкнул. Может, сон еще?.. Нет, какой там сон!.. Подъем…
Эхом утихающий звон балды вытягивал Слепухина в новый день, в прежний отвратный мир, непосильную тошнотную жизнь. Душа пыталась зарыться глубже, не пустить Слепухина на поверхность дня, укрутить его с головой телогрейкой… Да пропади все пропадом. Пусть делают что хотят — пусть и прикончат даже здесь на шконке, но не вылезать в эту жизнь, в этот отвратный день на новые мучения!..
— Подъем, первая смена! — заорал, забегал по проходам шнырь. — При-иготовиться на завтрак…
Как ни старалась зарыться обнаженная душа в спасительные покровы сна, сознание было уже отравлено неотвратимостью наступившего дня и, не умея в бессилии своем надежно оберечь душу, втискивало ее в оболочку раздражения — первую пока еще оболочку — вытягивало в мучительное утро. Потом окутается мечущаяся душонка, спасаясь от ран, скользкой скорлупой безразличия, сверху еще — наждачным обворотом всегда тлеющей злобы — так и спасется… Пока же грубовато обласкивал Слепухин воспаленный комок в груди, повторяя услышанное: «приготовиться к завтраку… к завтраку».
Теперь скоренько управиться с омовением… теперь еще — быстренько заправить шконку, и, готовый уже догонять вываливший в столовую барак, Слепухин успел-таки осознать, что завтраки ему с этого дня заказаны — не по месту суета (то-то Квадрат, покуривая под одеялом еще, внимательно любознается сквозь сизый дымок).
— Эй, сосед, — окликнул Слепухин мужика, что в запарке оправлял ближнюю шконку (вроде Игнат? нет, не вспомнить точно, как его зовут…), — ты мою тюху принеси, пожалуйста… а завтрак — себе бери… Лады?