На чудилу, уже и не бежавшего, а уворачивающегося только из лап режимника, Слепухин смотрел с жалостью и презрением, однако, вопреки очевидному, желал ему всей душой удачи. Никакой удачи быть, конечно, не могло — режимник в своих забавах подстраховывался от любых неожиданностей: вот уже из будочки высыпались солдаты, готовые перехватить увертливого дурика, если удастся ему ускользнуть от настигающей пятерни… Готово — трепыхается чудик, теперь уж и совсем зря трепыхается. Однако, не зря: оставил в кулаке режимника телогрейку и без нее закружил дальше, не видя куда… вспрыгнул на помойную тележку, прикорнувшую у столовой, шаг по ней и прыжок на землю, а тележка от толчка тыкнулась под ноги настигавшего, принимая его на грязный свой настил под одобрительный свист всей промзоны… Здесь и иссякли последние силы убегающего, которому уже не отделаться ларьком или свиданкой…
«Пошла, бригада!» — Слепухин занял свое место в пятерке и одновременно с остальными шагнул к воротам — «пошла пятерка».
Еще на пороге столовой стало понятно обрывками гудящих звуков — не обманные слухи сквозили по промке, все так и было… Шнырей ни о чем расспрашивать не пришлось — на подходе к столам отряда они сами выложили: «отшмонали начисто… то, что не одето на себе было — то и унесли… из тумбочек выгребали, не разбирая… следом рапорта рисовали. Считай, на каждого… хранение недозволенного…»
Все прыгало внутри, и долгожданный обед был не в радость, хотя менее других подрубленный известиями Слепухин отметил, что и обед по случаю общего переполоха совсем не такой, как всегда. В супе зачерпывалась настоящая картошка среди очисток, а второе и вообще на удивление: постоянная обеденная перловка была прикрыта радужными разводами какого-то вонючего жира, вряд ли пищевого, но все же…
Бригады быстренько отваливали от столов, уступая место следующим, и крутились на улице у выхода из столовой, ожидая сигнала для возвращения на промку, в бурлящем кипении, не замечая уже и холода даже. Выталкивались с разных сторон худосочные надежды, что, может, хозяин еще и не знает, может, отменит еще и все вернут обратно… Чем невероятней были надежды, тем быстрее они шли в рост, захватывая всех кажущейся разумностью именно такого выхода…
Бугор собрал отдельно всю 26-ю и объявил, что им велено в клуб по вызову прокурора. Новость эта сразу захватила все вокруг, и на 26-ю смотрели как на избавителей, напутствуя кто чем мог…
— Мужики, выдайте там ему…
— Про шмон не забудьте…
— Пусть вернут все…
— Смотрите там, — хмуро кивнул Квадрат.
Клуб, отгородившийся со всех сторон огромными и сейчас вот особенно яркими плакатами, тянулся одноэтажной конюшней в противоположную промке сторону от столовой. Повернули туда, притихли в длинном коридоре, по одну сторону которого — ветхий зрительный зал, по другую — кабинеты опера, замполита, режимника — комнатушки для приема мышей, дальше — библиотека, в которой ровненько и, может, даже приклеенно красовались на парадных полках нарядные книги (исключительно для порядка и удовольствия самим видом — попробуй, возьми…). Заканчивался коридор голой комнатой-предбанником перед наглухо заколоченным запасным выходом — туда и определили бригаду.
Дальнейшую процедуру скоренько объяснил молоденький лейтенантик — замполитов приблудок. По одному их заводят к прокурору, после беседы — сразу на промку, и «чтобы ни одна сволочь не пыталась даже заскакивать обратно сюда для разглашения полученных у прокурора сведений».
— У меня не заскочут, — хмыкнул прапор Тюха, прозванный так за фантастическую проницательность при выгребании у выходящих из столовых их кровных паек.
Здесь бригаду и заперли, оставив Тюху надзирать снаружи за бесперебойностью процесса прокурорского приема.
— Мужики, — решительно объявил Максим, — как хотите себе, но я — последним пойду.
Никто с Максимом не спорил — тут и ежу понятно, что лучше ему последнему: он так может разозлить прокурора, что после него соваться уже просто опасно.
Тюха выволок первого, и закружила бригада по предбаннику, отъединившись друг от друга, пережевывая каждый свое, надеясь всякий на свою удачу. При этом никому не хотелось отсреляться пораньше — потом ведь на промку угонят и еще, может, вкалывать заставят… Бригадники кружили, незаметно, но упорно выталкивая наружу, на край своего клубка тех, кто побезответней… но не особо выталкивали, а как бы случайно… Ведь подними возню тут, всколыхни шумом — сразу же всунется Тюха и наведет по-своему: кого пожелает, того и выхватит — пусть и из самой кучи…