— Много.
— Куда?
— Да куда только не посылал… И копии все — адвокату своему, в его архив… он сам просил. Вот вчера только отослал ему предсмертную записку Семенова из ШИЗО…
— Опять брешешь… Ну ведь брешешь — по глазам вижу.
— Так вы и раньше не верили… все — как это у вас? — все «крылья обламывали», а что заявы посылаю — не верили. Вот и сегодня и прокурор с ответами пришел… Убедились?
— Ну и что тебе ответы те?
— А ничего… Я так скоро и не рассчитывал. Сегодня прокурор с ваших коллег объяснения брал, а завтра — сам давать будет, и все о том, как он здесь объяснительные писать диктовал.
— Слышишь, прокурор? Не страшно?.. Гляди, Долотов, — не страшно ему… Ты лучше сообщи, чего тебе лично надо?..
— Чтоб по закону все было… чтоб…
— Все по закону! Все исключительно по закону!
— Не мешай, прокурор, пусть говорит.
— По закону и по справедливости…
— Вот видишь, Долотов, — мы одинаково хотим. А преступники, за которых ты надрываешься, совсем другого хотят. Им никогда не работать — вот как прогнили они… им бы только чифиря вволю — и балдеть… паразитами жить. Ты спроси у них — хотят они по закону? Не хотят! Понял, наконец? Мы с тобой должны быть заодно, потому что мы всосали с молоком: паразиты никогда! Так ты и помогай нам, помогай… А ты воровские правила в отряде насаждаешь — нам все известно… Вот как тебя перекосило… Но не поздно еще — помогай нам избавляться от воровских обычаев…
— Если бы надо всеми: над зеками и над подчиненными вашими, и над вами — надо всеми одинаково — были закон и справедливость — тогда, может, и лучше… Но вместо этого на зонах таких только ваше понимание закона и только по вашему образцу справедливость, и это — хуже некуда.
— Нет, ты все-таки мра-азь — все по-своему выгнуть пытаешься. Мы ему одно, а он — опять по-своему…
— Так гласность же, гражданин начальник…
— И гласность ты навыверт извернуть пытаешься для своей выгоды… Понимаешь, прокурор, куда он метит? чем прикрывается?
— Я-то понимаю, а гражданин Долотов никак понять не может.
— Так объясни ему, объясни.
— В нашей стране, гражданин Долотов, права нерасторжимо связаны с обязанностями, с высокой ответственностью. Если партия дала право свободно говорить, это значит, что каждый должен сознавать ответственность за свои слова…
— Ты понял, Долотов?.. Дошло до тебя? А то ведь что получается: им разрешили самим думать даже, а они думают не так, как мы?..
— Вам бы в ту же «Литературку» писать, на 16-ю полосу, — озолотились бы…
— Ах ты, мразь вонючая! Мы, значит, два заслуженных человека, с ним — по-дружески, а он, паук смердячий, все уколоть норовит.
— Стыдитесь, гражданин Долотов, — вам полковник в отцы годится…
— Ну уж нет… в отцы он мне — не годится.
— Ма-алчать, мразь!!!
— Не напрягайся — соплей захлебнешься, отец хренов!.. Да я бы тебя и петухом своим не взял, долбить побрезгал бы… но отдолбят… отдолбят…
— Авввва-авввааагззза-аууууббль-яаааа-зи-ааабль-яяааа…
Ужавшийся Слепухин, как ни отгораживался, долго еще слышал не складывающиеся в слова звуки, возню и шумное дыхание, затухающую спираль вертлявого топотания по коридору со все возрастающим по мере удаления количеством ног и голосов…
На столике жалко съежился углами тот же листок с прежним текстом: никак не мог Слепухин текст тот подписать, все внутри вздыбливалось иголками, и лихорадочно искал исхлестанный услышанным слепухинский ум приемлемого выхода.
Слепухин замазал строку на листке, будто вымарал ее заодно из своей памяти, и написал наново: «В настоящее время претензий к администрации не имею»; его особенно обрадовало это вот умненько вставленное «в настоящее время» — любой догадается, что это значит, и действительно: именно сейчас, 31-го января (Слепухин поставил число), никаких претензий у него нет, что совсем не значит, будто их не было вчера или не будет завтра… Обнаглев от собственной ловкой изворотливости, помогшей ему с таким вот прозрачным намеком вывернуть требуемое начальству совсем в другую сторону… осмелев при этом, Слепухин уже ниже даты быстро написал: «А нормы питания надо заново пересмотреть и баню надо — совсем мыться негде». Не перечитывая вторично, чтобы не утонуть среди соображений — как все же лучше написать? надо ли так или умнее без этого? — Слепухин быстро расчеркнул свой красивый автограф и сложил лист вдвое…