— Эти молодчики, — проводил разбор учения в тот же вечер Флот, — быть может, упрямее, чем мы думаем. Но сегодняшний урок пошел им на пользу. Они дешево отделались: если бы не грузовичок, Рагонден разделался бы с ними. Так что, я думаю, все к лучшему.
— Да, — согласился Шап. — В общем, я даже рад, что так все вышло.
— Ну конечно, — подтвердил Флот.
Они пили кофе в доме у Шапа; Флот собирался переночевать у него. Алиса слушала их и инвентаризовала белье.
— А ты что думаешь? — обратился к ней Шап.
— В данный момент, что у тебя неважнецкое нижнее белье. Так, со стороны, ты вроде смотришься. Но в кальсонах похож на разорившегося ломовика.
— Я похож на разорившегося ломовика? — совершенно растерялся Шап.
Флот негромко рассмеялся, и Шап улыбнулся.
— Не говори дурно о ломовиках, это интересный народ.
— Чем?
— Всем, — убежденно ответил Шап.
— Люди, проводящие свою жизнь в пути, всегда представляют интерес, — подтвердил Флот.
После обеда Респланди явно расквасился.
— Они чуть не убили нас, — жаловался он Прекрасной Элен.
— Если бы они только захотели, нас бы уже не было в живых. Этот шаг можно рассматривать как серьезное предупреждение. Мое деликатное здоровье, если уж на то пошло, не позволяет мне развлекаться подобным образом, так и сердце может остановиться.
— Да, все это не очень весело, — признал Виктор.
— У вас поджилки трясутся? — поинтересовался Швоб.
— Когда речь идет о деньгах, у меня ничего не трясется, — заверил Виктор.
— Я не меньше других дорожу деньгами, — заявил Респланди, — но помимо них придаю еще кое-какое значение своей шкуре. У меня она всего одна. К тому же я не уверен, что мы не ошибаемся. Может, у него и нет этих денег.
— Есть, не беспокойся, — заверил Швоб. — А то он был бы покладистее. Надо заставить его говорить, и, клянусь, мы этого добьемся!
Он говорил с такой яростью, что Респланди пошел на попятный.
— Я лишь позволил себе некоторые предположения, — оправдывался он.
— Пред-по-ло-же-ни-я! — пренебрежительно выговорил Швоб.
Прекрасная Элен невозмутимо курила, равнодушно внимая спору. Швоб с недоверием посмотрел на нее и вышел, хлопнув дверью.
Швоб все больше чувствовал себя растерянным: он все чаще с ужасом думал о том, что экспедиция может потерпеть неудачу. В крайнем случае можно, конечно, убить Шапа, но его труп никакой особой радости принести не мог. Самым разумным представлялось захватить водителя и принудить его к откровенности, но это у них никак не получалось.
В тот же самый день, около восьми утра, мадам Блан с племянницей провожали Жерома до станции метро Мобер-Мютюалите. Вся группа хранила печальное молчание. Наверху лестницы процессия приостановилась, и мадам Блан заговорила:
— Я положила вам в чемодан ночную сорочку, в термосе кофе с молоком и кое-что из еды, ваши домашние туфли завернуты в газету. У меня не хватает духу пожелать вам счастливого пути, мой бедный друг.
— Ах! — вздохнул Жером. — Похороны вообще вещь невеселая, но что тут поделаешь!
— Возвращайтесь к нам поскорее!
— Конечно, — отвечал Жером, — я не пробуду там ни одного лишнего часа.
Часом позже Скополотрони попрощался со своим другом Тонтоном и за рулем его «201» пересек Париж и поехал по Девятому национальному шоссе к югу. С собой он вез чемоданы с образцами, а также нож со стопорным вырезом и огнестрельное оружие.
У этого человека был явный дар вызывать симпатию. В нескольких километрах от Мулен ему пришлось менять колесо, и двое сочувствующих жандармов помогли ему. Скополотрони спросил, женаты ли они, и, узнав, что у одного из них есть маленькие дети, напихал ему в карманы леденцов и молочной карамели.
«В моем возрасте, — думал он после починки, — уже не стоит связываться с машинами или конфликтовать с властями, надо жить спокойно. Но вот тут есть одна загвоздка: если я не вмешаюсь, то из-за этих идиотов опять попаду в переплет».
Он имел в виду своих бывших сообщников и думал с горечью: «Я из шкуры вон лезу, чтобы обеспечить собственную смерть, я снова пачкаю себе руки, добывая труп славного коммивояжера, который ничего плохого мне в жизни не сделал, я черным по белому указываю им на козла отпущения, а они даже не чешутся! Право, они не заслуживают прощения. Они еще большие ничтожества, чем я думал».
…Шап проявлял осторожность. По совету Флота и Рагондена он передавал другим шоферам долгие рейсы, которые требовали ночных переездов, и ограничивался ближними.