— Послушай, Китти, дорогая, постарайся понять раз и навсегда, что эта женщина — наша клиентка. Кстати, она не обладает ни твоим обаянием, ни твоей элегантностью, не говоря уже об оригинальности или уме.
— Значит, по-твоему, ее тело лучше моего? Об этом ты не упомянул.
— Нет, и это не так. Может, она покрупнее тебя, но в общем твоя фигура не хуже. Ты себя недооцениваешь. На мой взгляд, ты лучше.
— Продолжай в том же духе, — проговорила она вполголоса. — Мне надо прийти в себя. Говори, да не заговаривайся.
— Ты прелестна, Китти. Гала — очаровательная куколка, но ты — женщина высокого класса. Ты куда лучше ее умеешь носить платье: на тебе тридцатишестидолларовый ширпотреб, купленный у Люсиль, выглядит как образец портновского искусства. На Гале он казался бы тряпкой.
— А вот такие речи мне по вкусу, — заявила Китти. — Особенно справедлива последняя реплика. Я начинаю чувствовать себя явно лучше. Я даже подумала, что, если ты и дальше будешь так говорить, я, пожалуй, не стану выбивать тебе все зубы.
Пальцами я растянул себе губы в улыбку.
— Ты прекрасна. Ты великолепная секретарша, в тебе есть шик, у тебя отличные духи, ты добра к животным, ты предана фирме, и к тому же, если ты не перестанешь разбазаривать время, можешь считать себя уволенной. Ну, могу я идти работать? Где почта?
— Вот, возьми! — Она швырнула в меня стопку конвертов. Я нагнулся, чтобы собрать их, Китти тоже нагнулась и стала помогать. — Извини, — попросила она. — Я не хотела. Я…
Наши головы были совсем рядом. Я улыбнулся ей, и наши губы сблизились.
— Я ужасно ревную, — призналась Китти. — Если она этого хочет, мне придется отказаться от тебя. Вот. Отныне наши отношения будут чисто деловыми.
— Вчера вечером Бернар Корделл сделал ей предложение, — уточнил я, поднимаясь на ноги и складывая стопку рекламных листков. — Так что я тут ни при чем. Корделл может дать ей все, что она пожелает. А я… у меня ведь ничего нет.
— У тебя есть я, — сказала она и засияла при мысли о том, что Гала станет миссис Корделл.
От ее взгляда я почувствовал себя на десять сантиметров выше.
— Ты ведь только что ушла из моей жизни, ты что, забыла?
— Я возвращаюсь. Если бы ты знал, как мне тебя не хватало! — Она взяла почту у меня из рук и сложила вместе со своей.
— Ну, неси ко мне в кабинет, — распорядился я. — Пора работать. Нам придется отложить всех остальных клиентов, пока не расследуем до конца этот случай.
Итак, мы проработали до двадцати минут одиннадцатого, и тут зазвонил телефон. Я узнал голос Берил, она говорила быстро-быстро.
— Помедленнее, пожалуйста, — перебил я. — Я ничего не понимаю.
— Винс ранен. Даже боюсь, что убит. Я не могу выйти из спальни: меня заперли. Приезжайте скорее, прошу вас, — голос у нее срывался.
Я взял пистолет из ящика стола, проверил его и положил в карман.
— Я еду к Келли, — сказал я Китти. — Адрес: Керзон-стрит, Кэстон Армс. Детали в папке. Позвони мне через полчаса, потом еще через полчаса, если я сам не позвоню раньше. К полиции обратишься только в самом крайнем случае. Гангстеры вышли на тропу войны — и не стоит навлекать на себя лишние неприятности.
— Стив, послушай. Мне это не нравится. Почему ты не возьмешь с собой кого-нибудь из «Агентства Адамс»? Тебе, может быть, нужна помощь. Или хоть мне разреши поехать с тобой.
— Ты сиди здесь и никуда не двигайся, — сказал я. — Может, мне придется выйти на связь. Здесь, у телефона, от тебя будет много больше пользы.
Я вышел на улицу и направился к Келли.
12
Дверь в квартиру Келли была притворена; когда я то тыкнул ее, она не открылась до конца. Я вошел. За дверью на полу в прихожей лежал Келли: рука у него была неестественно подвернута под тело, голова свисала набок. Я закрыл дверь и нагнулся к нему. Лицо и горло были запачканы кровью, рубашка спереди разорвана, порван и рукав халата.
Он хрипел и время от времени издавал что-то вроде сдавленного рыдания: ему явно было трудно дышать. Темные синяки на руках и плечах свидетельствовали о том, что его сильно избили. Лицо изуродовано. Вот к чему привело его участие в затее Вальдо.
Он был так напряжен, продолжая бессознательно бороться за жизнь, что поднять его было тяжело. Мне удалось перенести его в гостиную и уложить на диван. Одну подушку я положил ему под голову, вторую под колени, другими обложил его, чтобы он не скатился на пол. Я попытался влить в него немного виски, но горло слишком распухло. По шумному дыханию и позывам к рвоте я заключил, что у него повреждена трахея. Гостиная была перевернута вверх дном, содержимое ящиков вывернуто, шкафы и книжные полки стояли пустыми, а пол усеян книгами, бумагами и всем, что стояло на мебели, как будто по комнате пронесся ураган.