Хебден потерпел фиаско из-за серии вымогательств, приведших к смерти одного из посредников. В связи с тем, что посредник оказался убитым из собственного пистолета Хебдена, дело осложнилось, но Хебден утверждал, что действовал в пределах необходимой обороны. Он получил двадцать лет, и еще пятнадцать — за мошенничество.
— Эти две-три секунды, пока я целился в того парня, действительно доставили мне удовольствие. Но видите, во что они мне обошлись. Мне и моей семье…
Говоря о своей семье, Хебден отводил глаза. Он хотел остаться наедине со своими мыслями. Но иногда он вслух выражал тоску, опускал голову и бормотал:
— Мужчина должен жить со своей женой и детьми. Только это и важно в жизни. Он должен сделать все от него зависящее, чтобы заботиться о них.
— И как ты себе это представляешь? — спрашивал Гэтридж. — В тот день, когда ты смоешься отсюда, вся полиция штата будет гнаться за тобой по пятам. Очень обрадуется твое семейство!
— Мое обрадуется, — заверил Хебден, глядя ему в глаза.
— Ты не сможешь это устроить, — упорствовал Гэтридж. — Это ни к чему не приведет.
— У меня есть привязанность к семье, — сказал Хебден.
— Да, но!..
— Говорю тебе, я привязан к ним. И моя семья будет со мной, или я ни в чем не участвую. Что скажете?
— Хорошо. Как хочешь. — Рензигер пожал плечами.
— А ты?
— Я, как он, — недовольно проворчал гигант.
В эту ночь они не сомкнули глаз. У них не было желания спать: они обсуждали план со всех точек зрения, пытаясь обнаружить его слабые стороны, но не нашли ни одной. Рензигер подвел итог:
— Полагаю, у нас есть шанс. Думаю, должно получиться. Во всяком случае, стоит попробовать.
Хебден испытующе взглянул на колосса.
— Я на все готов, лишь бы выйти отсюда, — заверил тот. — Абсолютно на все.
— Тогда дело решенное, — заявил Хебден Его губы искривились и глаза заблестели. — Хочу вам кое-что объяснить, — добавил он после долгого молчания. — Если дело выгорит, мы скоро будем на воле. Но нас не станут гонять как кроликов. Мы прямиком отправимся в дом.
— В дом? — поразился Гэтридж. — Что это за дом?
— Убежище, — ответил Хебден.
— Где это? — осведомился Рензигер.
— На юге Нью-Джерси, — пояснил Хебден. — В заливе Делавэр. Куда ни кинешь взгляд — болота, да кое-где сосны. Людей там не встретишь. Ближайший дом — за десяток километров.
— Отлично, — сухо заметил Гэтридж. — И как же там жить?
— В доме, — сказал Хебден. — В старом деревянном доме.
Они с любопытством уставились на приятеля. У него было странное выражение лица и сосредоточенный взгляд, словно на противоположной стене камеры показывали фильм.
— Лет тридцать тому назад, — тихо рассказывал он, — я работал на контрабандистов. Надо было ввозить в страну товары: меха, духи, иногда — необработанные камни. Мы купили дом у одной пожилой четы, которая жила там, потому что не знала, куда податься, а нам нужно было прикрытие. Мы обосновались там, и когда береговые власти заинтересовались нашими занятиями, мы представились рыболовами-любителями. У нас были лодки, и мы почти ежедневно выходили в море ради большей достоверности. Помню, мы брали окуня. Если мы выходили в море за товаром и замечали береговую охрану, то замедляли ход и доставали снасти. Они наблюдали за нами, потом уходили. Но мы были начеку и всегда следили за ними в бинокль. Когда наблюдатель сообщал, что путь свободен, мы давали полный ход и двигались к югу; там, километрах в сорока, залив переходит в Атлантику. Мы выходили в океан, за двенадцать миль береговой зоны, потом еще за семь, до места, отмеченного на карте. К этому времени уже было темно, мы давали световые сигналы. Судно спускало на воду шлюпку, мы поднимали груз на борт, оплачивали его, и дело с концом. Никаких проволочек, никаких рекламаций, цена обговаривалась заранее в конторе за границей. Наша группа представляла собой лишь звено обширной организации с агентами во всем мире.
Одним словом, всю весну, лето и начало осени мы жили припеваючи, денежки текли рекой, а я бездельничал или ловил рыбу. Ну а потом к нам подъехал один парень из организации и велел сматываться. Не потому, что возникли подозрения. Просто большие начальники на этом деле собаку съели. Они знают, что если дела идут как по маслу, то это вроде резинки — она растягивается, но до определенного предела. Вот почему нас никогда не оставляли надолго в одном и том же месте. Из Нью-Джерси мы перебрались в Новую Англию, потом в Южную Каролину и так далее: месяц здесь, месяц там. А на прежнее место мы уже не возвращались. Так что я не предполагал когда-либо снова увидеть тот дом в Нью-Джерси.