Хебден сжал губы. Взгляд его стал жестким.
Гэтридж повернул голову к Рензигеру:
— Ты сечешь? Я лично нет.
— Ну и хватит об этом, — сердито буркнул Хебден.
Он вел одной рукой, а другой вытащил из кармана брюк пачку банкнот и, сдвигая их большим пальцем, пересчитал. То, что они взяли у пуэрториканцев плюс найденное у шофера грузовика составляло сто сорок шесть долларов.
— Да, разбогатели, называется, — проворчал Гэтридж. — И где же мы их потратим?
— Не беспокойся, — проговорил Хебден. — И дуться тоже у тебя нет оснований.
Гэтридж обернулся к Рензигеру.
— У меня ведь есть полное право дуться, особенно на тебя.
— А что я такого сделал? — негромко поинтересовался Рензигер.
— Спроси лучше, чего ты не сделал! — скрипнул зубами Гэтридж.
— Брось! — урезонил его Хебден.
— А он опять за свое примется? — возмущался колосс. — У него, видите ли, сцепление не срабатывает. Пуэрториканцы размахивают ножами, а он держит винтовку под мышкой, словно это футбольный мяч. По мне, так он отстрелялся.
— Заткнись, — сказал Хебден.
— Почему я должен заткнуться? Это серьезно. Надо смотреть правде в лицо. Если он ни на что не годен, зачем он нам?
Машина шла со скоростью семьдесят пять. Хебден сбавил до шестидесяти.
— Если ты собираешься продолжать в том же духе, — сказал он Гэтриджу, — то я останавливаю, и сойдешь ты, а не он. Ясно?
Гэтридж открыл рот, чтобы ответить, но передумал и откинулся на спинку сиденья. Машина прибавила скорость. Стрелка встала на восьмидесяти и замерла.
Без двадцати два машина медленно ехала по колдобинам дороги, петлявшей по густому сосновому бору. Хебден крутил головой, пытаясь увидеть среди деревьев просеку. Вскоре он нашел ее: просека была достаточно широка для машины. Он поехал по ней, ломая ветки и давя кустарник.
— Куда мы едем? — спрашивал Гэтридж. — Чего ты хочешь?
Хебден не отвечал. Просека становилась уже. Крылья машины задевали деревья.
— Что мы здесь забыли? — добивался Гэтридж. — Почему ты съехал с дороги?
Хебден по-прежнему не отвечал. Они проехали еще четыреста — пятьсот метров и остановились у края болота.
Хебден пошарил под передним сиденьем, достал сложенные там винтовки и вышел из машины. Он знаком позвал приятелей. Они увидели, что он со странной улыбкой созерцает болото.
— Ты думаешь, здесь достаточно глубоко? — спросил Рензигер.
Хебден кивнул.
Рензигер задумчиво рассматривал трясину. Потом обернулся к Хебдену.
— Откуда ты знаешь?
— Я был здесь, — ответил он. — С Телмой и дочкой. — Казалось, он говорит сам с собой, глаза его странно блестели, они были безжалостны и вместе с тем печальны. — Я измерил глубину веревкой, на конце которой привязал камень. Она показала девять метров и тридцать сантиметров. Мы решили, что этого достаточно и столкнули ее туда.
— О чем ты толкуешь? Кого столкнули? — не унимался Гэтридж.
— Машину.
Хебден не мог оторвать глаз от воды.
— Девятнадцать лет тому назад, — пробормотал он. — Девятнадцать лет прошло, подумать только…
Он обращался, казалось, к своему отражению.
Гэтридж и Рензигер в недоумении переглянулись.
Гэтридж открыл было рот, но Рензигер сделал ему знак «молчи».
— Ну, за работу, — очнулся Хебден и, потянувшись через открытую дверь кабины, отпустил тормоз. Все трое начали толкать. Передние колеса спустились в воду, они еще раз нажали и отступили. Брызг почти не было. Машина медленно погружалась. Они следили за тем, как она исчезает. Когда крыша кабины погрузилась, Хебден сказал:
— Что вы тут выглядываете? В этой луже смотреть не на что.
Хебден показал на другое место, метрах в десяти левее того, где они стояли.
— Вон там, видите? Туда мы столкнули первую.
Они ушли от болота. Хебден вел их узкой тропинкой через лес и высокие травы около двух километров. Лес внезапно кончился, и они оказались у небольшого озера. С одной стороны, за покрытой болотами полоской земли, блестели воды залива Делавэр. По другую сторону озерца они нашли развалившийся мол и обветшалый почерневший дом.
— Эй! Проснись! — позвал Рензигер.
— Все наладится. — Хебден открыл глаза. — Это меня не остановит.
— А что бы тебя остановило? — поинтересовался Гэтридж.
Хебден молча разглядывал его.
— Знаешь что, — медленно проговорил он наконец. — Я не желаю этих вопросов.