На скальном грунте, у самого арыка Абирахмат построил Улугбек громадную круглую башню и покрыл ее самыми лучшими изразцами, на изготовление которых ушло много золота, серебра и бычьей крови. И так чиста, так глубока и прекрасна вышла глазурь, что даже при свете звезд, когда голубая нить неотличима от белой, был виден цветной узор.
«К северу от Самарканда, с отклонением к востоку, было назначено подходящее место. По выбору прославленных астрологов была определена счастливая звезда, соответствующая этому делу. Здание было заложено так же прочно, как основы могущества и базис величия.
Укрепление фундамента и возведение опор были уподоблены основанию гор, которые до дня страшного суда обеспечены от падения и предохранены от смещения. Образ девяти небес и изображения семи небесных кругов с градусами, минутами, секундами и десятыми долями секунд, небесный свод с кругами семи подвижных светил, изображения неподвижных звезд, климаты, горы, моря, пустыни, и все, что к этому относится, было изображено в рисунках восхитительных и начертаниях несравненных внутри помещений возвышенного здания, высоко воздвигнутого. Так, воздвигнут был высокий замок, круглый, с семью мукарнасами[46]. Затем было приказано приступить к регистрации и записям и производить наблюдения за движением Солнца и планет. Были произведены исправления в новых астрономических таблицах Ильхани, составленных высокоученым господином Ходжой Насир-ад-дином Туси, чем увеличились их полезности и достоинства…»[47]
Резвый ахалтекинец мирзы уже почуял прохладу арыка и, прядая чуткими ушами, уловил далекий звон тугой струи в кувшине, а хозяин его различил в ночи белое покрывало красавицы, изогнувшейся над быстрой водой. Али-Кушчи на соловом своем карабаире[48] еле поспевал за Улугбеком. В клубах удушливой пыли летели всадники, высекая искры подковами сытых, нетерпеливых коней.
Запахом свежей листвы и мокрой земли повеяла ночь, когда подъехали они к подножью холма. На излуке арыка под старым карагачем приютилась тихая чайхана. На коврах возлежали богатые дехкане из окрестных деревень, мелкие ремесленники и мастера, состоявшие при обсерватории, молодые математики и астрономы.
Ароматный кок-чай, свежую лепешку, арбуз или зимнюю дыню с твердой, цвета обожженной глины кожурой да кувшин мусаляса (густого вина Самарканда) — вот все, что мог предложить чайханщик Али своим постоянным посетителям. Зато каждый знал, что после утренней первой молитвы у Али уже готова горячая похлебка из требухи, жирная и клейкая, сулящая здоровье и бодрость до глубокой старости, а сытость — до следующего утра, когда ни свет, ни заря на заднем дворе чайханы разведут огонь под котлом и станут толочь чеснок в ступе для соуса, которого каждый кладет в похлебку по вкусу, кто сколько хочет.
Сам мирза Улугбек любил отдохнуть здесь в тени. Он ложился на кошму и прихлебывал чай или резал огромный арбуз, который чайханщик охлаждал прямо в арыке. И вдруг смолкала беседа на ковровых настилах, остывал неразлитый чай, а люди смущенно шептались, пытаясь не глядеть на мирзу, стараясь вести себя как ни в чем не бывало. Улугбек это видел. Но не мог понять, почему люди так резко преображались. Мирза угощал учеников и шутил над пузом Али, что с каждым годом толстело все больше. И смеялась с ним вся чайхана, но… чуточку громче и чуточку дольше, чем обычно. Улугбек это чувствовал. Он покидал чайхану озабоченный, разочарованный, с тайной какой-то тоскою.
Но всякий раз, проезжая мимо древнего карагача, он все же придерживал коня, чтобы перекинуться словом с Али, а то и зайти к нему в гости. Может, надеялся правитель, что все будет иначе, чем всегда, или просто старался не помнить о чувстве недоумения, даже обиды, которое уносил из чайханы.
— Надо пометить в «Зидже», государь, что таблицами можно будет пользоваться и через сотни лет, — сказал вдруг Али-Кушчи, размышлявший весь путь о чем-то своем, поглощенный упорной мыслью.
— Да, — сказал Улугбек, сразу поняв, о чем думал его сокольничий. — «Мы относим места звезд, помещенных в нашем каталоге, к началу 841 года Хиджры, но можно когда угодно найти место каждой из них, считая, что они передвигаются вперед на один градус в 70 солнечных лет»[49].
Али, как всегда, поджидал у дороги. Кланяясь и сопя от натуги, зазывал он в свою чайхану. Но сегодня властитель проскакал мимо, только клубы удушливой пыли тонкой пудрой легли на одежду Али. Амир потому и амир, что, если угодно ему, он может попросту не заметить любого из подданных. Мимо проехал властитель. Не придержал коня, не одарил мимолетным взглядом. Если бы даже чайханщик распростерся на дороге, и тогда бы его не заметил мирза. Железные подковы благородного коня ударили бы по телу распростертого раба… Но и это было бы, как надо. Так и должно вести себя тем, над которыми только аллах.