Поток мыслей захлестнул ее, ноктюрн захлебнулся. Она сбилась и убрала руки с клавиатуры. Рояль замолчал. В гостиной затихали обертоны…
Раиса вспоминала, как профессор сделал ей предложение, волнуясь и пряча это волнение за сухостью слов и напряженной улыбкой. Она заметила, как мелко дрожат его руки с аккуратными, ухоженными ногтями, как подергивается уголок рта, и… растаяла. Заслуженный, уважаемый человек зовет ее замуж, предлагает расписаться и переехать к нему – не банально переспать, а стать законной супругой, со всеми правами и, разумеется, обязанностями…
«Я не удивлюсь, если вы мне откажете! Я готов ко всему. К негодованию с вашей стороны, к резкой отповеди, к прекращению знакомства, наконец… Мой возраст в сравнении с вашим не позволяет мне надеяться…»
Он говорил, а она слушала и смотрела на него другим взглядом – не тем, что прежде, робким и восхищенным, а нежным и понимающим, по-женски жалостливым. Она увидела то, на что раньше не обращала внимания, – пробивающуюся сквозь краску седину волос и бороды, зубные коронки, дряблую кожу щек, морщины на лбу и вокруг глаз, выступающий под пиджаком живот… Профессор, оказывается, подкрашивает волосы, желая казаться моложе! Его бородка поредела, зато скрывает обвисший подбородок. Безукоризненный костюм сшит на заказ, чтобы замаскировать недостатки фигуры. Возраст взял свое, но не испортил благородства осанки, черт лица и, главное, не погасил огня в душе. Этот человек сумел увлечь Раису своими идеями, с ним она забывала о собственных невзгодах и неудачах, о своей неприкаянности и полной неопределенности впереди. Одинокая жизнь в Москве теперь, после окончания консерватории и трех лет мытарств по съемным квартирам, нищеты, которую не могли побороть временные заработки, не сулила ей ничего доброго. О сольной карьере нечего и мечтать! Яркого, неповторимого таланта у нее не было, дар божий приходилось компенсировать упорным трудом и усидчивостью. Максимум, на что она может рассчитывать, – частные уроки и концертмейстерство. Не идти же тапершей[4] в ресторан? Музыка, которая призвана наполнять сердце радостью и дарить наслаждение, обернулась для Раисы годами тяжелой учебы и в результате не давала достаточных средств к существованию. Она старалась не думать о будущем, и тут судьба преподнесла ей встречу с Никодимом Петровичем.
«Могла ли я отказаться от брака с ним? – спрашивала она себя. – Могла… но не отказалась. Решила, что уважение и симпатия заменят мне супружескую любовь. Я слишком много читала книг о любви и прониклась несбыточными надеждами. Они обманули меня. Правда в том, что… Нико тоже не любит меня. Порой он относится ко мне, как к дочери, – ласково и снисходительно. Порой – как к сиделке, особенно когда болеет. Днем я для него заботливая нянька, а ночью он видит во мне любовницу, а не возлюбленную…»
Первую брачную ночь с мужем Раиса не могла вспоминать без жгучего стыда. Ей пришлось раздеться, причем при свете… Горел ночник, но и этого оказалось достаточно, чтобы ей захотелось провалиться сквозь землю. Она впервые увидела Ракитина обнаженным. Он не испытывал ни малейшей неловкости в отличие от нее. Его сексуальный пыл удивил новобрачную. Вероятно, он поддерживал форму при помощи препаратов, усиливающих потенцию. «Расслабься, – требовательно повторял он. – Не сжимай губы… я хочу целовать тебя… меня это возбуждает. Я уже не так молод, чтобы тратить силы понапрасну…»
Он легко преодолел ее смущение и даже, казалось, испытал особую сладость от ее скромности. «Слава богу, ты не распущена, как нынешние барышни, – шептал он, обдавая ее запахом туалетной воды и мяты. – Это приятно. Но в постели сдержанность только мешает. Я твой муж, и ты можешь позволить себе осуществить заветные желания…»
Раиса молчала, шокированная и его бесцеремонными действиями, и его словами. Она подчинялась, не считая себя вправе возражать и оказывать какое-либо сопротивление. Ведь она добровольно согласилась стать женой этого немолодого и, в сущности, незнакомого ей мужчины. Брак предполагает супружеские обязанности, против которых протестовать бессмысленно.
После недолгих бурных ласк, которые она вытерпела, внутренне сжавшись, мучительно краснея и глядя в потолок, супруг, утомленный исполнением долга, уснул. Его всхрапывание и по-хозяйски заброшенная на ее грудь рука, густо покрытая волосами, вызвали у нее приступ отвращения. К горлу подкатила тошнота, но она не посмела даже пошевелиться. Она подавила в себе стон и слезы отчаяния и постаралась принять свою участь, как должное.
«А чего ты ожидала? – думала она, лежа без сна на смятых подушках. – Платонических отношений? Отцовско-дочерней любви? Чисто дружеского расположения? Разве тебе с самого начала не было ясно, что Никодима Петровича соблазнило именно твое молодое тело, а не какие-либо другие качества. Твое восхищение, твой интерес к нему как к собеседнику он принял за влюбленность и поддался заблуждению. К тому же ты играешь на рояле, как его обожаемая Лидия. Будь благодарна хотя бы за то, что он женился на тебе, а не начал домогаться в обмен на материальную поддержку и протеже…»