— Зимний Эйри… — прошептала она.
Она встала из-за стола. Нужно было дать знать ведьме, что что-то мерзкое пришло в движение. Касса Дар устремилась к гнездовью на верхушке башни, чтобы послать ворону на Алоа Глен. Она молилась, чтобы послание было получено вовремя.
Пока она взбиралась по лестнице, ее страх за Джастона рос. Она прижала кулак к груди:
— Будь осторожен, моя любовь.
Джастон был среди остальных, сгрудившихся за спиной Толчука. Огр по-прежнему стоял на коленях перед телами трех старцев. Осколок камня сердца покоился среди их мертвых тел словно яркое яйцо в отвратительном гнезде.
По другую сторону от тел выстроилась стена огров во главе с тем, кто уже бросал им вызов раньше. Его слова были непонятны Джастону, он мог слышать лишь рычание и рев, сопровождавшие их. Ясны были лишь ярость и обвиняющие интонации гиганта. Огорошенный этой тирадой, Толчук оставался безответным, преклонив колени возле тел.
Фердайл коснулся ноги Джастона. Житель болот ощутил дрожь огромного древесного волка, готового к бою. Позади Фердайла Джеррик обнимал одной рукой Маму Фреду, а на другой его руке танцевали искры. Рука Магнама сжимала рукоять топора. Все они были готовы защищать себя и своего друга.
Разгневанный огр во главе остальных двинулся к Толчуку, разъяренный настолько, чтобы рискнуть переступить через лежащих на земле мертвецов. Но прежде чем он достиг гнезда из тел, яйцо в его центре начало светиться ярче, словно предупреждая его: держись подальше. Из сияния распространился темный туман.
Все попятились, кроме Толчука. Он просто смотрел на происходящее.
Странный туман заклубился, поднимаясь, растекаясь в трех направлениях, затем вновь спустился к каменному полу. Каждое облако черного тумана сжималось, образовывая фигуру огра, скрюченную и похожую на скелет. Даже Джастон узнал Триаду. Это было, как если бы их тени вернулись к жизни.
Огры пали на колени перед видением. Даже их предводитель упал с тихим вскриком.
С того места, где стояла призрачная Триада, хлынули слова, но было трудно сказать, кто же из теней говорил. Что еще больше удивляло, так это то, что хотя слова были явно на языке огров, Джастон понимал их значение.
— Мы наконец с-с-свободны, — произнесли тени, и их слова отдались эхом, словно пришли издалека. — Веками мы охраняли проход, до тех пор пока Сердце не будет очищено и не откроет путь в призрачные земли за гранью. Теперь мы можем покинуть наши ослабевшие тела. Пришло время выбрать нового предводителя, который будет хранить кланы. Пришло время трем стать одним.
Рука, свитая из тумана, указала на Толчука:
— Встань и заяви свои права на Сердце. Это бремя теперь твое.
Глаза Толчука расширились. Он начал было отказываться, говоря на языке огров.
— Полукровка или нет, но ты огр, — ответили фигуры-тени печально. — Возьми Сердце и не страшись. Мы останемся в камне между двумя мирами, чтобы вести тебя туда, куда сможем.
Толчук по-прежнему упрямился, качая головой. Слова призраков зазвучали резче:
— Ты отказываешься от своего долга подобно твоему предку?
Толчук вскинул голову.
Голоса смягчились:
— Это правда. Клятвопреступник отказался когда-то хранить свой народ. Пойдешь ли ты по его дороге?
Тишина вновь повисла над пещерой. Затем Толчук поднялся на ноги. Дотянувшись до тел, он поднял драгоценность из путаницы рук и ног. Ее сияние сделалось ярче, словно признавая его.
— Все были созваны этой ночью, — эхом произнесли призраки. — Займи место предводителя. Темные времена ожидают наш народ. Даже нам не дано узреть этот извилистый путь. Позволь Сердцу вести тебя.
Три фигуры растворились в тумане и вошли в камень, словно дым, поднимающийся над трубой. Слова продолжали литься:
— Как и в твое прошлое путешествие, ты знаешь свой первый шаг… Ты знаешь, куда ты должен идти.
Выражение лица Толчука стало напряженным.
Джастон увидел понимание в его янтарных глазах — и страх.
Толчук смотрел на кристальную поверхность камня сердца с того момента, как последний из Триады исчез. Глубоко внутри своей души он чувствовал, как шевельнулось что-то знакомое. Этот самый камень вел его через Аласию, по пути к резной горе в Гульготе. Но в этот раз он не чувствовал принуждения, не знал он и направления. Начиная с этого момента, хотя он и был связан с Сердцем, ему нужно было самому решать, каким путем идти.