Я покачал головой:
– Жениться тебе надо. Или учиться. Ведь, помрешь, не равен час, дурак дураком.
– Жениться – дурное дело, не хитрое! – махнул рукой Пика – Хоть моя нога и отказывается работать – зато моя палочка-выручалочка еще никогда не подводила. Так что, погуляю еще.
– Угу, – пробурчал я – гляди тогда, чтобы тебе где-нибудь не оторвали твою палку-выручалку. А то, как раз тогда и останется, что отправиться к двенадцати апостолам.
– Товарищ майор, вы, конечно, извините меня, но чья бы корова мычала?
– Щас точно в морду получишь, психолог хренов.
– Я все понял – ухожу, а то по морде получу и подвиг свой не совершу! – деланно учтиво продекламировал Пика и скрылся за дверью.
…Пика на скорую руку «нарубал» салат из свежих овощей, подогрел на плите плов, принесенный с кухни в продолговатом овальном чугунке, вскрыл банку со шпротами, нарезал хлеб, сырокопченую колбасу, сало-шпик, выставил соломенную тарелку с песочным печеньем, коробку чая «Принцесса Нури», сахар-рафинад в залапанной некогда белой фарфоровой сахарнице с отсутствующей крышечкой. Затем водрузил на стол закопченный чайник с кипятком на самодельной деревянной подложке.
– Ну, чем богаты, как говорится, – Пика был явно доволен результатом своих усилий и, поднимая чашку с чаем, с немалым достоинством чокнулся со мной – Будем живы – не помрем! А, товарищ майор?
– Давай, вперед, кони-саночки – кивнул я и пригубил немного чаю.
Мы изрядно проголодались, поэтому довольно-таки быстро и без особых усилий «переполовинили» плов с курятиной под салат, полбанки шпротов под колбасу с салом и в завершение перешли к неспешному чаепитию.
– Пипеткин тут недавно приезжал, – сообщил Пика – он щас где-то на Дальнем Востоке, в окружном госпитале дослуживает.
– А здесь он что делал? На лыжах, что ли, приезжал покататься? – поинтересовался я.
– Зачем? Не все же больные на голову, как мы.
– Ну не лечиться же?
– Нет. По делам каким-то, да в отряд заехал. А на обратном пути – ко мне заглянул. Пацаны наши с ним заезжали. Вот, годовщину и отметили. Неплохо посидели.
– Дожили, – проворчал я – годовщина смерти теперь, как юбилей отмечается…
– А что у нас в жизни осталось? – Пика развел в стороны свои мозолистые, так и не отмытые от машинного масла руки со следами шрамов и порезов – Теперь только и собираемся на скорбные даты.
Пика посмотрел в окошко. Я тоже глянул туда. Там сновали люди – веселые, пестрые, разношерстые, как на ярмарке. Глядя на них, можно было подумать, что там, за окном какой-то грандиозный праздник. Оттуда доносился звонкий смех, веселые и радостные крики, из репродуктора лилась музыка и песни. Казалось, что там совершенно другой мир. А мы все так же находимся в каком-то другом, параллельном черно-белом мире, не в силах вот так вот радоваться жизни – до самозабвения, до счастливой хрипоты в голосе, позабыв обо всем на свете.
– Я каждый день вижу все это – кивнув в окно, сказал Пика – И не могу отделаться от мысли, что я им завидую. Ведь я так не умею, как они…
– Ты теперь – не они – сказал я – Ты теперь один из нас. Ты – просто наблюдатель. Инопланетянин. И ты должен прекрасно отдавать себе отчет в том, что когда-нибудь и за тобой прилетит наш корабль. И ты улетишь отсюда.
– Я просто никак не могу понять. За что? Почему так? Почему такой ценой?
– Ставя подпись под своим армейским контрактом, ты не задумывался, что ставишь подпись под куплей-продажей своей души? – спросил я – А теперь не притворяйся – у тебя нет души и тебе не больно.
– Но мне больно, командир…
– Это уже не боль. Это посттравматический синдром. Это, как после ампутации конечностей. Их уже нет. А тебе все еще кажется, что они болят. Спроси у Пипеткина – он тебе расскажет.
– Я так не хочу…
– Никто так не хочет. Но ничего с этим не поделаешь. Радуйся тому, что у тебя осталось.
– А что у меня осталось?
Я зло сплюнул и отвернулся.
– Твоя палочка-выручалочка, бля! А это, согласись, уже не так уж и мало.
– Эх, товарищ майор… Мне бы ваш оптимизм!
– Однажды отправившись на войну, с первым твоим выстрелом ты открыл ящик Пандоры, сам того не подозревая. Теперь ты себе не принадлежишь. Потому и мучаешься. Это естественно. Хуже было бы, если бы не мучился. Тогда бы я с тобой разговаривал не здесь, на лыжной базе, а в сумасшедшем доме. Понял?
Пика раньше был именно таким – очень веселым, словоохотливым юморным парнем. Но это лишь на первый взгляд казалось, что он выглядел именно таким. Он просто носил маску из своей прошлой жизни. Внутри же он был уже совершенно другим. Мне было достаточно провести несколько минут с ним наедине, немного поговорить, чтобы понять, почувствовать его родственную душу. Я видел, что и его тоже война изменила, коснувшись своими грязными костяшками его наивной и беззащитной юной души, где вмиг все остыло, окаменело, постарело и поседело. Он стал холодным и расчетливым прагматиком, как скучный старый дед, как тот Митрич, который выживет с тараканами при ядерном апокалипсисе. Его уже ничем не удивишь и не испугаешь. У него своя давно сложившаяся жизненная позиция, выстраданная долгими бессонными ночами в госпиталях и в многочасовых очередях в чиновничьих приемных за соцпособием. По сути, таким, как он уже ничего особо не нужно от жизни. Они прошли свое Чистилище, свой Рубикон, отстояли свою очередь в Бесконечность, вдруг получив неожиданную отсрочку в качестве какой-то нелепой индульгенции. Может быть, они искали Бога или хотели найти некую Высшую Силу, Высший Разум, чтобы получить ответы на свои вопросы. Но они ничего подобного не нашли, кроме самих себя. Но мне иногда кажется, что они все-таки получили эти ответы. Иначе, зачем носить маску? Прикидываться? Пика уже никогда не будет, как прежде: беззаботен, весел, счастлив. И его мир тоже никогда не станет таким. И он это прекрасно понимал. Поэтому он даже не пытался изменить свой мир, изменить себя – жениться, к примеру. Открыть этот свой мир для другого, любимого человека, чтобы попытаться все изменить, растопить этот лед, чтобы зацвели какие-то там райские сады. Но он прекрасно знал, что уже ничего не получится. Зачем еще кому-то портить жизнь? Он, как старый прагматик, все просчитывал и мыслил чисто рационально, по пути наименьшего сопротивления и минимальных потерь.