Табачный лейтенант
Зацвела на воле, в поле бирюза,
Да не смотрят в душу милые глаза.
— Севергин, свидание! — буркнул в форточку конвоир.
Егор вздрогнул радостно: «Алена! Она простила его и пришла!»
Торопя медлительный конвой, он почти вбежал в комнату для свиданий. За пластиковым щитком ухмылялся Порохью.
— Вы мне звонили, не отпирайтесь! — блеснул золотыми коронками немец.
— Да, я звонил. Курт, я почти вышел на след Барятинского.
— И что же? — Порохью даже подпрыгнул на стуле.
— Некоторое время он был послушником у настоятеля Свято-Покровского монастыря в Сосенцах.
— Был? Значит, это в прошлом. А где он сейчас?
— Похоже, кто-то приложил руку к его повторному исчезновению. Я знаю, что против вашего кошелька никто не устоит. Попробуйте разыскать его.
Порохью рассыпался в благодарностях, но Севергин резко остановил поток комплиментов.
— Курт, помните, вы говорили о сокровищах под монастырем? Они существуют!
— Вот как! Может быть, вы знаете, где их искать?
— Догадываюсь…
— В этом случае вы настоящий граф Монтекристо! Я готов устроить ваш побег, если возьмете в долю. Но если серьезно, то сейчас для меня важнее другое. За что вас засадили в кутузку?
— Мне предъявлено обвинение в убийстве Черносвитова. На днях меня отправляют в Москву. Если бы я мог освободиться, хотя бы часа на четыре, я бы обследовал подземелье. Там должны остаться следы Лады. А от нее нити тянутся к Касьяну Ярославовичу, и, возможно, я вышел бы на его убийцу.
— Вот что, я могу внести за вас любой денежный залог. Я приобрел выгодный тендер на ввоз табака в Россию и теперь могу позволить себе немного посорить деньгами.
— Меня «обменяют на табак»? — впервые улыбнулся Севергин.
— «Табачный митрополит», «табачный капитан» и «табачный лейтенант». Жизнь мельчает… У нынешних русских только одна проблема — желание денег. Я хорошо заплачу, и вас выпустят на несколько часов. Я видел, что на автомобиле начальника местной милиции в трех местах проржавел капот. Это заставит его быть сговорчивей.
— Нет, Курт, с Никодимычем, моим крестным, это не пройдет!
— Панин ваш крестный? Ха! Крестный Дроссельмейер? Помните этого доброго распорядителя в «Щелкунчике»? Тогда он поможет своему крестному детищу бесплатно.
— Это невозможно.
— Тогда — побег. Решено! Сегодня ночью, будьте готовы. Какой номер вашей камеры?
— Восьмой. Вы что, серьезно?
— Со всей немецкой серьезностью в кармане и русским «авосем» за пазухой.
— Ладно… Но учтите, со мной в камере сидит язычник Будимир, его тоже обвиняют в убийстве, хотя он не виноват.
— В таком случае вы уйдете вместе.
— Ладно, уговорили. Мы уйдем в самоволку до утренней поверки.
— Да уж, не подведите вашу «фею».
— Какую фею?
— Ту самую, что устроила побег Синдерелле. Хотя, если честно, эту фею я не так давно снял в местном баре.
Глава 37
Лучшие люди
Откуль-неоткуль добрый конь бежит,
На коне-седлеце удалец сидит.
На нем жар-булат, шапка-золото.
С уст текут меды — речи братские.
Ранним, седеньким от росы утром Богованя вышел в монастырский сад. С весны присмотрел он этот молоденький кедр с ветвистой короной на макушке. В восемь часов по монастырскому времени старец Феодор высадит деревце на склоне Велесова холма. Этот кедр станет чем-то вроде точки в древнем пророчестве о конце обители. После исполнения «восьмого часа» предречены монастырю великие и грозные перемены. Однако с первого взгляда было ясно: с деревцем что-то неладно. Поначалу садовник решил, что кроты подрыли корни крепыша — хвоя потускнела и не ко времени тронулась желтизной. Садовник снял с плеча остро заточенный заступ, копнул пару раз, и деревце легко вышло из земли. Богованя изумленно заглянул в глинистую воронку. Там тускло светилось серебро и играло в рассветных лучах червонное золото.
— Ах, вот как оно повернулось, — он достал из ямы серебряную трубку и золотую книгу. Оглянувшись по сторонам, он спрятал находку за пазуху.
Солнце безжалостно жгло, как перед грозой. Воздух над соборной площадью раскалился до сухого доменного жара, и люди с облегчением уходили в тень, где под сенью монастырских стен шла бойкая торговля товарами «радость паломника». Бумажные иконки с изображением старца Досифея, роскошно изданные фолианты с житием святого и описанием его чудес, четки из ветвей священного кедра и кремешки с холма, где молился Преподобный, торопливо перекочевывали в карманы, рюкзаки и пакеты. Лотки со святой водой манили жаждущих, тут же с мнимой стыдливостью притулились пивные ларьки, обклеенные прельстительными картинками. На разливистый благовест тянулась к обители местная молодежь — девушки в джинсах, с сигаретками в лакированных коготках, и молодые люди с мутными взорами и не проходящей пивной икотой. Они впервые пришли в монастырь и, тушуясь непривычной святости места, избегали поодиночке выходить на открытое пространство площади. Под стенами монастыря в березовой рощице табунились неформалы в цепях, булавках и стайлингах а ля Антихрист, со стороны похожих на взрыв сверхновой звезды. Даже эти дерзкие пасынки антикультуры не желали оставаться в стороне от торжества и открытия долгожданной тайны — завещания Досифея.