— Приветствую, дорогие гости, — начал герцог, крепко держа «молодую» жену за руку. — Мы с супругой рады, что вы откликнулись на приглашение и посетили наш славный дом.
— Мы с супругой? Да неужели? — насмешливо процедил Элиас под нос и пояснил, поймав мой недоуменный взгляд. — Родители не разговаривают. Уж не знаю, какая кошка между ними пробежала, но давненько я не видел отца в таком гневе, как в эти каникулы.
— Кошка? — усмехнулась я. — Уж не та, в которую обращается твоя матушка?
Элиас поперхнулся соком.
— Кто тебе рассказал? Она сама? Ну-ну. Иногда я ее просто не понимаю.
— Только иногда? — съязвила я, вспомнив Тиру, вальяжно устроившуюся на моей постели.
— Тише, — Элиас расплылся в почтительной сыновней улыбке. — Они идут к нам.
Ноги вросли в пол, как корни векового дерева. К нам?! З-з-зачем? Одно дело герцогиня в Гвендарлин сразу после обращения. В момент, когда я сама пылала от ярости и глубоко плевала на приличия. Другое — оба герцога в собственных хоромах.
Увы, бежать поздно. Да и неучтиво. Я же, как подметили Элиас и Ульрих — гостья!
— Ваша светлость, ваша светлость, — я поочередно поприветствовала господ, сделав реверанс, как в детстве учила мама.
— Рада видеть тебя в добром здравии, Лилит, — стальные глаза герцогини оценивающе прищурились, рассматривая новый облик. — Замечательно выглядишь.
В отличие от супруги, оставшейся довольной преображением, герцог Эдвард чуть заметно поморщился, остановив взгляд на белокуром парике. Интересно, почему? Не любит блондинок? У супруги-то волосы черные, как смоль.
— Элиас, — обратилась Виктория к сыну. — Можно тебя на пару слов?
Ноги-корни столкнулись с новой напастью. Почудилось, они еще и льдом покрылись. Меня что, оставляли с герцогом наедине? Не бред ли? Но, кажется, именно это и происходило.
— Как тебе наш замок, Лилит? — спросил он любезно, словно девицу из богатого семейства.
Музыканты вновь заиграли вальс, кавалеры, оторвавшиеся от карт, вывели дам на середину зала, и на нас, к счастью, никто не обращал внимания.
— Здесь… — я запнулась, чуть не напомнив Его светлости, что летом работала в его обители поломойкой, — мило…
— Понимаю, после Гвендарлин любой замок кажется обыденным и скромным.
— Вовсе нет, — возразила я, заподозрив, что оскорбила господина. — В вашем замке очень теплая атмосфера. Мне здесь нравится. В колледже всё по-другому. Там сами стены… — представились мои руки, раздвигающие вековые камни, но я прогнала наваждение. — Они слишком много помнят: и добро, и зло. Это чувствуешь. Остро.
— Не любишь Гвендарлин? — спросил герцог Эдвард в лоб.
— Хороший вопрос, — протянула я, впервые посмотрев собеседнику в глаза.
Пробрал озноб. Что-то насторожило. И взволновало. Почти до крика. Не глаза. Они у Эдварда серые, но не холодные стальные, как у жены и сыновей, а теплого мягкого оттенка. Странную реакцию вызвал сам облик господина. Глубокие морщины «прятали» черты лица, искажали их, но я уловило что-то невероятно знакомое, родное. Но при всем старании не поняла, кого напомнил хозяин замка. Точно не детей. Эмилио и Элиас пошли в мать, а Маргариту я видела лишь со спины.
— Гвендарлин притягивает, очаровывает, иногда тревожит, — продолжила я через силу. — Но вторым домом я его вряд ли назову. Слишком много…
Я хотела сказать «тайн», но герцог понял по-своему:
— Призраков?
— И их тоже, — пробормотала я осторожно, понимая, о чем думает господин.
Точнее, о ком. О дочери, которую несправедливо предали забвению.
Его светлость замолчал, а я не знала, что добавить. Высказать соболезнования? Но о самоубийцах не положено говорить. Сменить тему? Увы, я не мастер светских бесед. Положение спас Ульрих, сбежавший от недовольных родителей. Появился перед нами как всегда невозмутимый. Лучезарно улыбнулся герцогу и галантно подал руку мне.
— Прошу прощения, Ваша светлость. Но вынужден похитить даму. Леди Лилит, у нас есть дело.
Если герцог и возражал, на претензии не хватило времени. Полуведьмак утянул меня за собой со скоростью улепетывающего от опасности Урсула. Провел вдоль стены, чтобы не столкнуться с танцующими парами — в коридор.
— Пойдем, поищем поросенка Нильса, — объявил Ульрих, шустро перебирая ногами. — Надо же показать, что я достойный сын и старший брат.
— Все настолько плохо? С семьей? — приходилось идти быстро, чтобы не отстать.