— Вы очень живо описали, Иван, — усмехнулся Феликс. — И что же?
— И вот она берет журнал «Здоровье» и читает нашу с вами статью, — я понизил голос до драматического шепота. — С каждой строчкой ей становится все страшнее. Она вспоминает, что вот на днях супруг задержался на работе. Что как-то странно на нее смотрит временами. И что эта самая Марина — она точно такая же была. И получается что с ней самой, читательницей, может произойти то же самое, что и с ней. Супругу не понравится, как она агрессивно держала скалку, встречая его из бара, и он вызовет бригаду. Которые ее скрутят, и… Ну, вы понимаете, о чем я?
— Продолжайте, Иван, — медленно проговорил побледневший Феликс.
— Я это все к тому, что на нас с вами лежит не только ответственность за то, чтобы писать правду и только правду, — вздохнул я. — Но и за то, какое действие наша с вами публикация окажет на читателей. И если статьи о том, что психиатрия — это прежде всего про помощь людям, про исцеление душевных недугов, и не надо ее бояться, помогали читателями справиться с невежеством и дремучими страхами. То если без купюр написать то, о чем вы говорите, то не породит ли это новые страхи?
Я замолчал, испытующе глядя на Феликса. Тот молчал, рассматривая свои переплетенные на столе пальцы.
— Иногда я поражаюсь вашей мудрости, Иван, — наконец произнес он. — Вы уверены, что вам двадцать два, а не пятьдесят два?
— Не уверен, — я засмеялся. Да уж, знали бы вы, насколько в точку попали, Феликс Борисович.
— Но вот только… — Феликс снова посмотрел на меня, и глаза его загорелись. — Огромная просьба. Да, я согласен, что тему, быть может, поднимать безответственно, преждевременно, а то и опасно… Но… Давайте все-таки вы сами поговорите с некоторыми из пациентов? Оцените лично фактуру, не по моим словам, а своим профессиональным взглядом, а? Может быть, нам удастся поднести все так, чтобы… Чтобы материал все же дошел до публикации?
— Конечно же, я согласен, Феликс Борисович, — кивнул я. — Уверен, что мы сумеем сделать из этой темы конфетку тоже. Давайте распланируем наши посещения…
— Прекрасно, прекрасно! — радостно воскликнул Феликс, снова вскочил и схватил свой пухлый ежедневник. — Только в этот раз нам с вами придется соблюдать некоторую конспирацию. Некоторые мои коллеги очень предвзято относятся к журналистам, так что мы скажем, что вы мой практикант, договорились?
Про свое дело я вспомнил почти на пороге. В тот момент, когда Феликс вручал мне коробочку с эклерами, чтобы порадовать девушку. Честно говоря, я схитрил, чтобы ее получить, и рассказал, что перед тем, как уйти, мы немного поссорились. А воодушевленный Феликс никак не мог оставить это дело без своего участия, ну и…
— Я уверен, что вы помиритесь и без этого, но все девушки любят сладенькое, даже если не признаются в этом, — он заговорщически мне подмигнул, и тут я вспомнил, зачем, собственно, я сегодня вообще к нему приходил.
— Феликс Борисович, на самом деле у меня есть еще одно маленькое дело, — осторожно начал я.
— Я весь внимание, Иван! — психиатр выпрямился, как учуявшая вкусного зайца охотничья собака.
— Помните нашего главного редактора? — произнес я. — Ну, про которого я спрашивал… Торопыгов-Пуров?
— Да-да, конечно, — закивал он. — Разумеется, я помню эту историю.
— С ним вчера случилась неприятность, и он… больше не будет у нас работать, — сказал я.
— Так это же прекрасные новости, верно? — Феликс вопросительно посмотрел на меня.
— В каком-то смысле, — я кивнул. — В «Новокиневском шиннике» теперь вакантна должность главного редактора, и завод ищет нового. А пока место свободно, кто-то должен исполнять его обязанности. Я свое желание высказал, но вы же понимаете, я всего лишь молодой специалист, без году неделя. Может быть, ваш знакомый, главный редактор «Здоровья» мог бы сказать за меня какое-нибудь доброе слово? Я уверен, что справлюсь, просто…
— Ни слова больше! — заявил Феликс. — Я прекрасно вас понял! Я не обещаю, что все получится, все-таки речь идет о позиции главного редактора… Но приложу все усилия…
— Это же временно, — сказал я. — Я всего лишь хочу попробовать свои силы и принести пользу газете и своему заводу…
— Нет-нет, Иван, даже не думайте оправдываться, — замахал руками Феликс. — Вот, держите коробку, езжайте к своей Дарье, а я сейчас же сяду на телефон…
Я вышел из подъезда и перевел дух. Ох и тяжело же мне даются подобные разговоры, прямо взмок весь, пока слова подбирал, чтобы попросить за себя, любимого. «Вот поэтому ты, Жан Михалыч, и не добился в жизни ни черта! — сказал внутренний голос. — Выгоду свою видеть получать не умеешь. Давай, учись уже! Второй шанс тебе дали, не проманай его!»