Нет-нет, не может быть...
Это явно Новокиневск, причем самый его центр, Площадь Советов. Вот проспект Ленина, в центре него — аллея, засаженная яблонями и липами. Слева — университет, вот только его уже много лет как красят в бледно-желтый, а тут он серый, как...
Как на старых фотографиях времен СССР.
Какой там год был на отрывном календаре в регистратуре?
— Ты только маме моей не говори, что ты труп оживший, — сказал Веник, когда мы остановились перед светофором. Машин на центральной улице было чуть побольше, но все равно далеко не поток. Мимо нас, масляно блестя новенькими бортами, прокатила черная волга. Следом за ней дребезжа всеми своими запчастями, телепался серый москвич.
Ни одной иномарки. Только суровый советский автопром. «Диссоциативная фуга, — снова подумал я. — Все переживали тогда, куда делся разум бабушки, но никому не пришло в голову уточнить, откуда взялся тот, который пришел ему на смену...»
— Ты только сильно не удивляйся, маман у меня немного с приветом, — вещал Веник, размахивая руками. Загорелся зеленый, перед пешеходным переходом притормозил грязно-желтый ЛиАЗ. Номер десять. Речной вокзал — Олешкино. Ну хоть еще что-то знакомое. На «десятке» я накатал многие часы, когда в старших классах ездил в центр, в английскую школу. И такие, конечно же, тоже застал.
Я слушал, как Веник рассказывает мне про закидоны матери, про обязательные гигиенические процедуры по приходу, про то, что совсем-совсем нельзя говорить при ней про смерть и болезни, что нельзя трогать фортепиано и заходить в уличной обуви дальше придверного коврика. Порядок такой — нужно снять ботинки и чинно проследовать на цыпочках в ванну. Помыть ботинки в раковине, потом сполоснуть саму раковину, поставить обувь на решетку и помыть руки. А во время еды...
И параллельно крутил головой, подмечая знакомое и незнакомое. За статуей Ленина стояли величественные темно-зеленые елки. Здоровенные и старые. Их спилили, когда я в универ поступал, и высадили липы. Сразу за ними стояло белокаменное здание областной управы. Только сейчас над ним был вовсе не российский триколор, а вовсе даже однотонный красный. Ну да, логично... Сразу за цумом — приметный жилой дом, со шпилем на башне. Раньше тут селили разных деятелей культуры, науки и искусства, а в девяностые его выкупил старший Мельников, облицевал розовым гранитом и надстроил сверху три зеленых купола. Из-за чего он стал похож то ли на церковь, то ли вообще на черт знает что... Но сейчас ничего этого еще не было, дом выглядел просто весьма внушительно. А вдоль карниза ярко алели буквы, которые я даже смутно помнил с детства. «Новокиневск — город орденоносный». И рядом два изображения советских орденов.
И вот эту монументальную штуку я тоже помню. Слева от управы — широкая лестница. А вдоль нее — серая ступенчатая доска почета с массивными барельефными буквами «Ими гордится Новокиневск». И черно-белые портреты совершенно одинаковых пожилых дядек. Подписанные, разумеется, но внимательно разглядывать буквы, когда поднимаешься по обледенелой лестнице — такая себе идея.
А дальше должен быть фонтан и дворец спорта... Упс. Ни дворца, ни спортивного комплекса «Кинева». Но фонтан есть, да. А вот за ним — небольшой холм, и заросшее заброшенное здание этажей, эдак, пяти. И впритык, на месте будущего спорткомплекса с бассейном, бетонный забор с торчащими из-за него подъемными кранами.
Веник свернул на Социалистический проспект, параллельный проспекту Ленина, а потом сразу во двор. А, ну, в принципе, даже понятно, почему Веник так беспокоится насчет закидонов мамы. Этот дом — тоже не просто дом. Правда, в мое время его отремонтировали и богато декорировали, а сейчас он был просто массивной серой громадой. Художественный музей на первом этаже впоследствии купит один ушлый тип и откроет там магазин. И долгие годы обитатели элитной колыбели искусств будут пытаться вернуть в это помещение картины и скульптуры, но у них так ничего и не выйдет. Так эта стекляшка и останется супермаркетом, правда, названия несколько раз сменит.
— Все запомнил? — спросил он, останавливаясь у двери в подъезд.
— Если честно, нет, — ответил я и развел руками.
— Лады, тогда повторяй за мной и не высовывайся, понял?
Веник взялся за ручку и открыл дверь подъезда. Никаких тебе кодовых замков и домофонов. Вообще никакого замка, что уж...