фильмах – тем, у кого есть настоящая семья. Большинство из нас, живя в доме, мечтают о дне,
когда нам исполнится четырнадцать и можно будет получить сведения о родителях и
попытаться связаться с ними. Мы отчаянно надеемся: они пожалеют, что оставили нас, и
захотят принять нас обратно. К четырнадцати годам мы уже понимаем, насколько это
маловероятно, но большинство неспособно отказаться от призрачной мечты и все-таки пытается
установить контакт.
Случай Иссетт оказался классическим. Ей очень хотелось признания настоящей семьи,
поэтому она связалась со своими родителями, но получила лишь еще один отказ. Я была полной
противоположностью. К четырнадцати годам я слишком озлобилась, чтобы воспользоваться
предложенным шансом. Я не хотела признания родителей, я хотела отомстить им за то, что они
меня бросили. В восемнадцать лет я придумала способ мести: притвориться нормалом,
записаться в класс внеземных студентов доистории, которые проходят на Земле практику на
руинах древних городов. Я собиралась сначала доказать им, что не хуже них, а потом объявить,
что я – примат. Расхохотаться в их пораженные лица, выкричать свой гнев и уйти. Мой план не
сработал: я обнаружила, что внеземные, крысы, совсем не так плохи, как я думала.
Тогда я наконец воспользовалась своим правом получить сведения о родителях. И узнала,
что они служили в армии, а значит, им пришлось выбирать между продолжением военной
карьеры или переселением на Землю со мной. Понятия не имею, что бы они сделали, будь я их
первенцем, но у них уже было двое детей, поэтому...
Поэтому, да, они меня бросили, но когда я с ними связалась... Восемнадцать лет я копила
обиду. Восемнадцать лет отказывалась глупо мечтать, как другие дети. Восемнадцать лет
притворялась, что мне все равно. И получила то, о чем мечтают все дети-приматы, но мало кому
из них так везет. Родители хотели познакомиться со мной, собирались на Землю, чтобы
встретиться. Полный отпад, лучше не придумаешь. Но моя мечта была разбита звонком
военного генерала. Мои мать и отец погибли, пытаясь завоевать для человечества еще один
новый мир.
Любое напоминание о родителях до сих пор вызывало множество мучительных эмоций.
Не только из-за похороненной с их смертью мечты о семье, но и из-за моей инвалидности, из-за
невозможности стать военной, потому что я привязана к Земле. Мы с Фианом старательно
избегали этой темы. Я никогда не умела говорить об эмоциях, а он, похоже, побаивался
затрагивать ее из-за моей прежней реакции.
7
Говорить об этом с Иссетт было ничуть не легче, поэтому я обрадовалась при звуке
открывающейся двери. Фиан принес черный бронекостюм; видимо, с десяток их перемерил,
стараясь выбрать самый подходящий – настолько спутались его длинные светлые волосы.
Увидев плавающую голограмму, он остановился и помахал рукой:
– Привет, Иссетт!
Подруга помахала в ответ и попрощалась:
– Мне пора – нужно одеться и проверить, готов ли Кеон к показу. Пожелайте нам удачи.
– Желаем удачи! – послушно сказали мы хором.
Иссетт отключилась, изображение исчезло, и Фиан вопросительно посмотрел на меня:
– Удачи в чем?
– Сама не очень поняла. Иссетт уговорила Кеона показать кому-то его световые
скульптуры.
Фиан пожал плечами и сменил тему:
– Далмора вернулась.
Мы с ним оба входили в первую археологическую команду группы, и остальные члены
команды – Далмора, Амалия и Крат – наши лучшие друзья.
– А Крат и Амалия?
Фиан отрицательно покачал головой:
– Далмора пока единственная.
После того, как он повесил выбранный бронекостюм и кое-как причесался, мы вышли из
своей комнаты с ее унылыми серыми стенами из гибкопласа и по серому гибкопласовому
коридору отправились в серый гибкопласовый зал – единственную комнату в куполе,
вмещавшую больше шести человек. И нашли там Далмору, непривычно растрепанную и
встревоженную: обычно ее черные до талии волосы изящно причесаны, а смуглое красивое
лицо спокойно. Она взволнованно извинялась перед нашим преподавателем:
– Обычно я просто порталюсь до Данаи-межпланетной, перехожу в межзвездный портал