Курион вздохнул:
— Мы прервались, чтобы обдумать нюансы. Видишь ли, все средства с моего счета уйдут на выкуп, однако матрона настаивает, что мы еще кое-что должны. Ну, ты видела список претензий.
— Бот, побои и прочее. Мы остаемся голыми, да. Но главное — вытащим наших людей. И Кассию. Что насчет Кассии?
— Она в списке вместе с остальными. Не думаю, что Эпонима рискнет нажить себе проблемы, продавая республиканскую лигарию парфам. Это будет нехороший прецедент, которого Сенат не оставит. Даже учитывая наши обстоятельства.
Ацилий был прав. Мятеж там или нет, имущество или гражданин — то, что принадлежит Лацию, неприкосновенно для варваров. Продажа лацийской лигарии парфам — это не плевок даже в сторону Республики, а натуральное приглашение к агрессии. На Лации узнают, причем от самих же парфов. И не простят.
— Ну что ж, — Ливия кивнула. — Значит, придется нам лететь домой с тем, что есть. А дополнительные претензии… Скажи ей, что я всегда готова добавить пару торпед в качестве бонуса. Или, если желаешь, я сама могу присоединиться к беседе.
Патриций молча зажмурился. Наварх коротко хохотнула.
— Понимаю, господин. Однако, когда договоришься с варваркой, дай мне возможность тоже с ней связаться. У меня есть предложение, — она покосилась на Антония снова, — от которого Эпонима вряд ли откажется.
Темнота перед глазами раздражала даже сильнее, чем яркий свет, бьющий в лицо во время допроса. Когда не видно, что с тобой делают, это очень нервирует.
— Ай! Больно же!
— Да ты у нас неженка, — хмыкнула невидимая галийка.
— Задолбали колоть всякую гадость, — огрызнулась пленница.
Там, где хватило бы простого мешка на голову, сволочные варварки опять, уже в который раз, решили воспользоваться достижениями фармакологии. Они, похоже, обожали свои инфузоры и радовались любой возможности контролировать пленницу.
— Боишься меня? Так есть способы и попроще.
Каждое слово сыпалось горячим песком из пересохшего рта. Еще бы! В крови у Кассии кипел химический суп из психактиваторов, холинолитиков и еще какой-то гадости, блокирующей зрительный нерв.
— Мне заткнуть тебе рот еще одним укольчиком? — неласково полюбопытствовала конвоирша.
Волей-неволей пришлось заткнуться. Хотя, конечно, последний допрос получился очень забавным. Галийки спрашивали о чем угодно, кроме отношений между лигарией и опальным сенатором. Кассия не смогла бы соврать, с эдаким «коктейлем правды», циркулирующим в венах. Если бы варварки только допустили крамольную мысль, что живорожденный патриций и плебейка-биоконструкт могут быть не только напарниками… А вот Фортунату эта самая мысль очень даже грела. Когда вокруг тьма, а впереди неизвестность, то осознание, что где-то есть живой человек, который любит просто так, без всякой разумной причины, помогает не спятить.
Её куда-то вели, но Кассия не стала считать шаги или пытаться как-то иначе сориентироваться. Незрячей, в неизвестном месте, не зная, сколько человек наблюдают со стороны, рыпаться было нечего.
«Ничо, ничо, Фортуната, — подбадривала себя девушка. — Вот дотопаем, прозреем, осмотримся, а там уже подумаем, что делать и куда бежать. Не всё сразу. Постепенно, последовательно, спокойно. Сопли втянуть, живот подобрать, дышать глубже, скулить тише. Это приказ!»
Потом пленница долго стояла на коленях в каком-то небольшом закрытом пространстве, если судить по звукам. Лифт? Платформа? Контейнер? Ничего не разобрать.
В конце пути её грубо втолкнули в помещение, где дышали десять… нет, одиннадцать человек.
— Кассия! — это был голос Либертины. — Ну, наконец-то!
Тут же оказался и Квинт Марций, и ребята-Аквилины.
— Где Ацилий? — первым делом спросила Кассия, вцепившись мертвой хваткой в тунику префекта. — Он жив? Я пока не вижу ничего. Что с ним?
— Жив, — уверил её Квинт Марций.
«Зашибись!» — подумала Фортуната и неожиданно для самой себя заплакала.
Обменивать психокорректоров на припасы для кораблей ни одному наварху в Республике точно еще не доводилось, поэтому Ливия слегка сомневалась, пройдет ли гладко такая операция. А потому действовала согласно стандартам своей фамилии — пошла напролом. У Ливиев в подкорке сидит директива: «В отчаянном положении — нападай».
— Скажи мне, матрона, — наварх для разнообразия решила побыть вежливой и не использовать в отношении порядком утомленной лацийцами собеседницы обращения типа «рыжая cunni» и «варварка», — ты слыхала когда-нибудь о фамилии Антонии?
Эпонима, доселе взиравшая на Аквилину со смесью досады и брезгливого уважения, подобралась. Зрачки галийки едва заметно расширились, и Ливия поняла, что торпеда, как говорится, пришла. Кто такие Антонии, Эпонима явно знала.
— Секунду, — обронила галийка и, не сводя настороженного взгляда с Ливии, тихо прошипела что-то на своем варварском наречии. Видно, уточняла. — Продолжай.
— То есть, слыхала, — удовлетворенно кивнула наварх. — Тем лучше. Видишь ли, помимо совершенно тебе бесполезных легионеров, которых моему сенатору пришлось выкупать такой дорогой ценой, у меня в эскадре — чисто случайно! — имеется кое-что действительно ценное. То есть, кое-кто. Мой собственный, личный психокорректор. Стопроцентный Антоний, близкий генетический родственник и любимый ученик знаменитой Антонии Альбины. Кроме того…
Ливия довольно коротко, но ёмко изложила послужной список Луция Антония Цикутина, поглядывая на реакцию галийки. Та слушала внимательно, и первоначальное недоверие быстро сменилось интересом. Таким хищным, что даже проекция не в силах была скрыть алчный огонек в глазах матроны.
— Отлично, я поняла! — почти воскликнула Эпонима, когда рекламный угар Аквилины пошел на убыль. — Все поняла, кроме одного — а зачем тебе, мятежнице, психокорректор на борту?
— Так вот и я о чем, — Ливия улыбнулась, привычно копируя Фиделиса над кормушкой. — Мне, мятежнице, психокорректор на борту совершенно ни к чему. А вот боеприпасы, к примеру, очень даже нужны. И запчасти, ты понимаешь. Мы ведь собирались встать у вас на небольшой ремонт. Закупить кое-что… ну, тебе наверняка переслали список наших предварительных заказов. А теперь всё пошло к в оронам! И я тут подумала: может, мы сумеем все-таки выйти из ситуации с обоюдной выгодой?
Эпонима недоверчиво насупила медные брови, чуть призадумалась, а потом расхохоталась искренне и неудержимо, почти до слез. Ливия терпеливо и снисходительно дожидалась, пока несдержанная варварка усмирит эмоции.
— Аквилина! — отсмеяшись, махнула рукой матрона. — Ты всерьез предлагаешь обменять настоящего лацийского психокуратора на… На запчасти?
— В основном, — кивнула Ливия. — Но не только на запчасти, конечно. Я и от консервов не откажусь, если что. Загляни в список, там все указано.
Матрона заглянула. Наварх так же терпеливо ждала, пока галийка просмотрит все заявки и спецификации, проворчит какое-то варварское ругательство себе под нос, нахмурится, почешет левую бровь и, наконец-то, снизойдет до следующего этапа торга:
— Если перевести в денежный эквивалент, то я за такую сумму десяток отличных специалистов куплю. И останется еще немного, чтобы премии каждому выдать. Не слишком ли многого ты хочешь за простого психолога, Аквилина?
Ливия и бровью не повела. Эпонима уже попалась, и обе женщины знали это. Галийка следовала правилам древнейшей торговой игры, а мятежный наварх подыгрывала ей. В конце концов, после всех треволнений, почти настоящего столкновения и вполне реальных угроз, Эпонима имела право на маленький бонус от беспокойных гостей. С лацийской снисходительностью Ливия ей это обеспечила.
— Значит, не договоримся, — пожала плечами наварх, игнорируя отчаянную, хоть и молчаливую мольбу Антония. Психокорректор, оставаясь за пределами конуса связи, разве что не подпрыгивал. Руками так точно махал.
— Ну, нет так нет. Мое дело — предложить, — лицемерно вздохнула Аквилина. — Прощай, матрона. Конец свя…
— Постой! — воскликнула галийка, укоризненно качая головой. — Ну что вы за… субьекты, в самом деле.