— Вернуться же к началу мы с тобой не сумели бы, даже если б пожелали. Впрочем, у меня такого желания нет, мой Гай. Ах, — Клодий деланно вздохнул, лукаво щуря синий глаз. — Ты всегда был таким сентиментальным, дружище.
— Я просто не верил, что когда-нибудь снова увижу Форум, — тихо признался Курион и улыбнулся. — Я сентиментален, да.
— Ну, ты не расслабляйся, — рассудительно предупредил трибун. — Настоящая драка только начинается. Если все обернется плохо, даже наши друзья на орбите не помешают отцам-сенаторам осудить нас обоих.
Профессионально невозмутимые ликторы, сопровождавшие двух мятежных лидеров, невольно покосились вверх, в зенит, туда, где предположительно висела на орбите эскадра Куриона и Клодия.
— Да уж, лигарий в сенаторской тоге… это их проймет, — усмехнулся Ацилий. — Нечасто осужденные изменники возвращаются во главе легионов.
— Технически ты больше не лигарий и никогда им не станешь, — возразил Клодий. — Соответствующие отметки внесены в твои медицинские данные. НЭП больше никак не повлияет на твою способность быть сенатором. Или консулом. Не было такого закона, я проверял. Что до измены и приговора… Друг мой, ты ничего не забыл? Припомни-ка, чем именно закончилось чтение твоего приговора?
Трибун улыбался так многообещающе и кивал с таким намеком, что Курион и впрямь нахмурился, припоминая. Это только кажется, что судьбоносные моменты врезаются в память намертво. На деле же детали, казавшиеся незначительными, вскоре тускнеют и растворяются в массе других воспоминаний. Ацилий покачал головой, признав поражение.
— Извини. Память меня подводит.
— Вето, — широко улыбнулся Клодий. — Я наложил вето.
— На смертный приговор, да, я помню. На ту часть, где говорилось о моей казни, но…
— О нет, мой Гай, — Публий прижмурился сладко-сладко и почти нараспев уточнил: — На весь приговор. Мое вето, знаешь ли, не было избирательным. Я не уточнял, что именно запрещаю, так что… технически… оно относится ко всему приговору.
— То есть теоретически… — Курион задохнулся и уставился на сияющего Клодия со странным выражением. То ли придушить хотел, то ли расцеловать.
— И практически тоже, — Клодий пару раз обмахнулся планшетом словно веером и протянул его товарищу. — Можешь убедиться. Протокол того заседания не засекречен, он в свободном доступе, и любой желающий может его прочесть. Ты не изменник, мой Гай. Трибун это запретил. А то, что отцы-сенаторы неправильно меня поняли… что ж, это их ошибка, а не моя. Идем, покончим с этим недоразумением.
— Ты даже это предусмотрел, — Ацилий покачал головой. Придушить Клодия хотелось все сильнее. Так, в качестве превентивной меры. Кто может знать, что на самом деле зреет в этом совершенном мозгу? И какой этап настоящего плана Публия Клодия Пульхра сейчас выполняется, а какой — только ждет своего часа?
— Разумеется, предусмотрел, — пожал плечами трибун. — В таких делах детали — самое важное. Сколько прекрасных идей погубило недостаточное внимание к таким вот мелочам и деталям! И не напрягайся ты так. Я действительно на твоей стороне, во всяком случае, до тех пор, пока наши цели совпадают. Идем. Сенаторы уже расселись и ждут.
— Погоди! — Курион, уже шагнувший было вперед, вдруг замер на полушаге и прислушался к чему-то, наклонив голову к левому плечу. — Постой. Слышишь?
— Что?.. — Клодий нахмурился, повертел головой, а потом тоже затих, расплываясь в по-детски светлой улыбке. — Лары Клавдиев! И впрямь… Добрый знак, друг мой. Не нужно быть авгуром, чтобы разгадать сие знамение. Добрый знак.
Ацилий смотрел в небо, улыбаясь как мальчишка. В аквамариновом небе Лация, в почти стратосферной вышине звенел жаворонок.
И древние, окованные бронзой двери курии отворились бесшумно и легко, словно в вирте, и сенаторы замолкли сами, не дожидаясь окрика принцепса. Очередная новая эпоха в длинной-длинной истории Лацийской Республики входила в Сенат. Сложно было сказать, чьи шаги звучат уверенней: твердая поступь Ацилия, привыкшего за время скитаний к армейским калигам или расчетливо-осторожная походка Клодия, не изменявшего красным сенаторским сандалиям. Калиги, разумеется, топали громче, но по полированным черно-белым плитам сандалии ступали как-то… устойчивей.
— Salve, почтенные отцы, — молвил Ацилий, когда они с Клодием дошли до середины и встали рядом — не спиной к спине, конечно, но ощущалось это соседство именно так.
— Гай Ацилий Курион, — помолчав, проговорил, наконец, принцепс, словно вспоминая, как зовут смутьянов. — И трибун Клодий Пульхр.
Впервые трехсотлетний патриарх семейства Эмилиев действительно выглядел на все свои годы. Впрочем, Гай Клавдий под пронзительным взглядом мятежного внука тоже как-то потемнел и усох, постарев лет на сорок.
— Точно! — белозубо улыбнулся Клодий. — И трибун тоже. Ave, почтенный. Ну что, полагаю, мы начнем?
Эпилог
Рукоплещите, пьеса окончена
Plaudite, acta est fabula
Смотреть прямую трансляцию заседания Сената дальновидный Марк Фурий предложил на борту «Аквилы». В триклинии, чтобы совместить приятное с полезным. В смысле, вино с мясом, а вовсе не выпивку со зрелищем. Пузатый кувшин с натуральным, несинтезированным вином стоял у всех на виду, но продегустировать презент от народного трибуна никто пока не решился.
— Дождемся, чем у них там закончится, и уже тогда, — осторожничал Северин, демонстративно отхлебывая творение корабельного синтезатора. — Знаем мы эту патрицианскую «благодарность» бывшим соратникам.
— Мнишь ты о себе слишком много, как я погляжу, — усмехнулась Ливия. — Зачем травить вином, когда всегда можно изыскать законный повод отправить нас всех удобрять гидропонные грядки. Только добро переводить.
Квинт Марций отсалютовал своему наварху полной чашкой. И выпил — за определенность своего будущего. Накануне он в последний раз отказался от высокого поста в Главном Штабе и теперь ощущал во всем теле приятную легкость.
— За «Аквилу», — подхватила Ливия, словно подслушав мысли префекта. Впрочем, уж кто-кто, а она лучше всех понимала чувства Квинта Марция. — За нашу «Аквилу».
Фиделису алкоголь был противопоказан, поэтому за грядущие подвиги родной биремы он съел натурального аррианского таракана, заказанного на Капуе вместе с остальными деликатесами к командирскому столу. Да, «легионы» Гая Ацилия шиковали, заслуженно вкушая плоды своей бескровной, но победы. Фабриция аж слюной захлебывалась, рассказывая, какими новыми штуковинами она усилит защиту их маленькой флотилии. Когда они отправятся на освоение свежеприсоединенной к Республике системы Элеферы и будущей Колонии Северы, всё-всё обязательно пригодится. Никто с многоопытной Фабрицией не спорил, даже наварх, которая, почти не глядя, подписывала сметы. У торвентория были свои радости и обновки. Но Кануция Секунда на неофициальное празднование в триклиний идти отказалась. Ни как глава торвенторов, ни как девушка префекта. Новые модификации онагров бодрили её сильней любого вина — натурального или синтетического.
Про то, как именно эскадра в составе «Аквилы», «Либертас» и «Целеры», официально включенной в списки флота как вспомогательный корабль, долетит до будущей колонии, никто не говорил. Как, как? Через червоточины, разумеется. С помощью лигариев, само собой. Нормальных, обученных и… исправных, тех, кому еще только предстояло стать гражданами, если Ацилий сумеет провести свои обещанные законы. Или — не сумеет. Еще один повод убраться подальше. Не солдатское это дело — политика.
— Всё пр'ально! Чем дальше, тем лучше, — заявил Северин после четвертой чаши. — Жопа мира — самое то.
— Много ты понимаешь в… — фыркнула Ливия. — Ты в секторе Вироза был? Нет! Она именно там.
— К тому же, ты его терпеть не мог, этот грязный шарик, — вяло удивился Квинт Марций и добавил: — Наш претор.